На главную региона

"Ваал" в нокдауне

Незнакомый Брехт в Комиссаржевке

Театр имени Комиссаржевской показал премьеру спектакля "Ваал", поставленного главным приглашенным режиссером театра болгарином Александром Морфовым по пьесе Бертольда Брехта, на российской сцене никогда не ставившейся да и на русский язык ранее не переводившейся. Комментирует ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.
       "Ваал" — первая и, возможно, самая дикая, самая необузданная и самая чувственная пьеса великого драматурга и режиссера ХХ века. "Ваала" Брехт написал в 1918 году, ему было двадцать лет, он был фронтовым санитаром, видел, как человеческая плоть превращается в мясо, сам был дик, беспутен и бескомпромиссен и читал антиобщественные вирши всякому сброду в кабаках.
       Сегодня в природе страстей, пожирающих Ваала, легко обмануться. Пьеса кишит прямолинейными, хотя и поэтичными диалогами на модную в начале века тему плотских отношений, сам Ваал за долг считает переспать с чужими женами и невинными невестами, гонит в дождь беременную от него Софию, пьет до смерти. Конечно, в 1918 году "Ваал" просто обязан был считаться пьесой революционной и откровенной. Почти сорок лет спустя антифашисту и иконе коммунистического искусства пришлось объясняться по поводу "Ваала". Немецкий классик оказался талантлив и в демагогической полемике. Пьесу свою не предал, извиняться не стал. Сказал, что те, кто не обладает диалектическим сознанием, "Ваала", конечно же, не поймут. А речь тут об эксплуатации творчества: Ваал сопротивляется превращению таланта в товар, и судьба его так же трагична, как и все искусство при капитализме, и это прямо-таки гражданская обязанность поэта — вести себя асоциально в асоциальном обществе.
       Все-таки он лукавил, и, хотя возможность предложенной трактовки пьеса не отрицает, "Ваал" не умещается в рамках классовой борьбы. В истории литературы его место — среди образцов немецкого экспрессионизма, и, конечно же, в нем легко увидеть романтический поединок художника с бюргерством, если не экзистенциальный поединок жизни со смертью.
       Для Комиссаржевки "Ваала" перевел Александр Богомолов, русский текст вышел вполне качественным. Но Александр Морфов, как и следовало ожидать, весь массив текста сохранять не стал, а сочинил свою сценическую версию. Спектакль следует канве брехтовского сюжета, но вычеркивает все кажущееся громоздким (отчего поэтический пласт пьесы сильно худеет). В ход идут новые, сочиненные на репетициях реплики, а то и целые анекдоты. Синтез получается довольно забавный, может, и небессмысленный, но явно упрощенческий.
       В "Ваале" Александр Морфов увидел историю рок-поэта. На оголенной авансцене Комиссаржевки раскиданы жестяные банки из-под пива, пластиковые бутылки из-под колы, спрайта, в центре — боксерский ринг, сбоку — аппаратура рок-группы (сценография Дино Светозарева). На этом ринге могли бы происходить поединки Ваала с жизнью, но его используют как арену для соревнований, кто больше выпьет. "Ваал", как признается режиссер, напомнил ему и о хиппи 1960-х, и о судьбе "обкуренных рок-музыкантов, так безжалостно и скоропалительно тративших свои таланты и жизни: Джима Моррисона, Джимми Хендрикса, Майка Науменко".
       Главную роль играет приглашенный из Александринки Александр Баргман. Ваал в его исполнении этакий среднестатистический, тяжело пьющий, но как бы знающий про жизнь что-то большее рокер. Все гламурное и буржуазное так и тянется к нему, чтобы потерять лоск и глянец, а иногда и желание жить. В спектакле Морфова это потому, что Ваал просто такой вот парень, жил, сочинял, был заражен тягой к саморазрушению и умер. Режиссер выявил самый предсказуемый конфликт — харизматической личности и тупого общества, точно как оправдывался Брехт.
       Но на живой имитации рок-стилистки как раз и держится спектакль. В театре даже создали рок-группу "Ваал", все занятые в спектакле актеры в ней играют и поют, и делают это на вполне нормальном, среднем уровне рок-клуба, а для драматического театра так и вовсе отлично. "Слоников" умершего в 1991-м Майка Науменко даже исполняют на бис. "А у меня на этажерке слоники стоят", конечно, прекрасно вписывается в конфликт художника с обывателями. А основным зонгом спектакля оказывается сочиненная господином Баргманом и положенная на музыку Яна Тирсена баллада про Ваала, в которой рифмуется "нет стиха без греха" и сообщается, что "и у Пегаса был член" и, опять-таки, жил такой парень Ваал. Меж тем незадолго до зажигательного пения на сцене умирает нищий, пьяный и одинокий герой. В спектакле это происходит в каком-то подземном переходе, рядом тусуются подростки с гитарой. И этот неожиданно морализаторский финал — кто пил и беспутно жил, тот умер под забором (пусть и в рождественскую ночь, как придумал режиссер) — становится такой же данью обывательской морали, таким же общим местом, как и разговоры о гордом одиночестве творца. В момент смерти мимо Ваала проходит эффектный и безразличный господин Морфов в кашемировом пальто, так же эффектно и безразлично прошедший мимо им же выбранного спектакля.

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...