Событие недели — "Шореа" (Shara, 2003) Наоми Кавасе, фильм, который позволяет составить почти идеальное представление о том, что такое "японскость" японского кино (20 марта, "Культура", 23.00, ***). 12-летние братья-близнецы растут в семье, которая живет в Наре, древней столице Японии, и из поколения в поколение занимается изготовлением китайских чернил. Один из них забегает во время игры за угол улицы и буквально испаряется. С этого момента время для оставшегося брата останавливается: он не верит в то, что случилась трагедия, упорно пишет портрет пропавшего без вести. Но тень трагедии мешает даже его нормальным отношениям с любимой девушкой. Ему 17 лет, когда в лесу находят труп брата. Как ни цинично это прозвучит, происходит это в самый неподходящий момент: мать братьев вот-вот должна родить, а отец всецело занят подготовкой к ежегодному празднику танцоров. Европейский режиссер сделал бы из такого сюжета либо триллер, построенный на нарастающем саспенсе, либо истерическую психодраму с семейными сценами и искаженными эмоциями лицами. Кавасе меньше всего волнует, как и почему погиб мальчик. Его исчезновение необъяснимо и не нуждается в объяснениях: это почти мистика, злое волшебство, некое испытание, посланное свыше. С ним надо смириться, к нему надо привыкнуть. Что бы ни снимал Кавасе, семейную сцену или урок рисования, он снимает все в одной и той же ровной интонации. Не существует иерархии событий: все они равнозначны и равноценны. Вспышки эмоций происходят внезапно: лица актеров остаются почти бесстрастными; играют их внезапно охваченные яростью или отчаянием тела. Катарсис столь же мистичен, как и исчезновение, и наступает во время очень долгой сцены праздника танца. Ритм музыки, красно-оранжевые одеяния танцоров, дождь, сменяющийся солнцем, — все это иррациональным, совершенно не европейским образом приносит героям и зрителям надежду, хотя и не совсем понятно на что. В общем, речь идет не только и не столько об отношениях между людьми, сколько об отношениях с судьбой и небом. Еще одна, на этот раз реалистическая, семейная драма — "Изюм на солнце" (A Raisin in the Sun, 1961) Дэниэля Питри (21 марта, "Культура", 13.25, ***). Выдающийся афроамериканский актер Сидней Пуатье сыграл главную роль в этой одной из первых в только-только начинающей преодолевать вековую расовую сегрегацию Америке драм из жизни чернокожей семьи. Сюжет вроде бы сугубо приземленный, бытовой. Жизнь героя с трудом выносима из-за стесненных жилищных условий: в небольшой квартире он живет вместе с женой, сыном, сестрой и родителями. Но на страховку, которую они получают после смерти главы семьи, можно купить домик в пригороде, можно отдать дочь учиться в колледж. Каждый из персонажей мечтает о своем, и их грезы складываются в убедительную и очень человечную притчу о том, что же такое американская мечта, о неизбежных ошибках и о способности идти на жертвы ради своих близких. "Тайна Обервальда" (Il Mistero di Oberwald, 1980) — телевизионный и не очень удачный фильм великого Микеланджело Антониони, снятый за несколько лет до того, как тяжелейшая болезнь обрекла режиссера на многолетнее молчание (18 марта, "Культура", 20.20, ***). Он кажется старомодным, "папиным", неестественно неторопливым: Антониони перенес составившие ему славу "поэта некоммуникабельности" приемы на материал романтической драмы Жана Кокто "Двуглавый орел". Действие происходит в охваченной оперно-революционными страстями Европе XIX века. Моника Витти играет королеву-девственницу, муж которой был убит анархистами в день свадьбы. Она удалилась от государственных дел, доверив управление страной министрам-интриганам, но народ тем не менее ненавидит именно ее. Однажды ночью в замок проникает анархист Себастьян, намеревавшийся убить королеву. Но он ранен, ранен дважды: сначала полицейскими, потом — любовью к ней. Себастьян забывает о своей террористической миссии, теперь он уговаривает королеву вернуться на трон, отстранить придворную клику от власти. Кончается все, естественно, хуже некуда: Себастьян травится ядом и перед смертью успевает застрелить возлюбленную. Умирая, распростертые на полу, они продолжают тянуть друг к другу руки. "Бразилия" (Brazil, 1984) Терри Гиллиама — самая впечатляющая антиутопия о прекрасном тоталитарном мире (19 марта, "Культура", 22.25, *****). Выходец из группы телевизионных комиков Monty Pythons придал серьезнейшему сюжету галлюцинаторную бурлескность: все "серьезные" антиутопии, типа "1984" Джорджа Оруэлла, кажутся невыносимо скучными и не такими уж страшными, как придуманный Гиллиамом мир. Мир, в котором гибель мухи может вызвать опечатку в полицейском досье, в результате которой будет уничтожен не вождь террористов, мистер Таттл, а ни в чем не повинный мистер Баттл. Мир, в котором репрессивной машине противостоят городские герильерос, неизменно появляющиеся под видом водопроводчиков. Мир, в котором лучший друг пытает влюбившегося в партизанку героя в центре гигантской фантастической конструкции под куполом всесильного Министерства информации. Мир, в котором, наконец, единственным спасением может стать бегство в грезы. "Бразилия" — безумно смешной и столь же безумно безнадежный фильм, ведь финальный хеппи-энд — не что иное, как предсмертные или даже посмертные грезы замученного героя.
