Седая современность

Две недели в немецкой столице продолжается беспрецедентный по размаху марафон симфонической музыки Musikfest Berlin — на сцене Берлинской филармонии уже выступили 12 оркестров один другого лучше. При этом общеизвестный симфонический репертуар активно дополняют послевоенный авангард и произведения актуальных композиторов. Впечатлениями от увиденного и услышанного делится Гюляра Садых-заде.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

За актуальные практики и радикальные эксперименты в области звука, тембра и форматов подачи в этом году отвечает на фестивале композитор и дирижер Энно Поппе, выступивший в обеих ипостасях. С EnsembleKollektiv Berlin он провел интереснейший концерт, исполнив опус Лизы Лим «Машина для контакта с мертвыми». Композитор из Австралии, вдохновившись звучаниями древних китайских музыкальных инструментов, найденных в гробнице китайского правителя в провинции Хубэй, занялась в некотором роде музыкальной археологией и выстроила воображаемую машину, которая шлет звуковые послания в потусторонний мир. Ее сочинение по-своему логично продолжил «Jalons» Янниса Ксенакиса, в котором тот обращается к миру Древней Греции — для Ксенакиса именно Греция была землей воображения, мечты, землей обетования.

Новонаписанные произведения — буквально с пылу с жару — играют на фестивале лучшие ансамбли современной музыки, такие как старейший в Европе Ensemble Modern. К примеру, во второй день фестиваля прошла премьера 40-минутного вариационного цикла Арнульфа Хермана «Hard Boiled Variations — 15 1/2 Cycles». В пандан к ним — новое сочинение Энно Поппе «Koerper» («Тела»), демонстрирующее особое внимание к возможностям и звуковым потенциям биг-бэнда, которые, по мнению Поппе, недооценены и недостаточно используются в композиторском обиходе. За дирижерским пультом стоял автор.

«С пылу с жару» весьма точно коррелирует с названием вариационного цикла Хермана «Hard Boiled Variations», то есть «Сваренные вкрутую вариации». Конструктивный принцип, проводимый автором со всей непреклонностью схоласта,— постепенное сжатие длительности вариаций от начала к концу вместе с ускорением темпа. Так что если первая вариация, в которой тема излагалась неспешно и степенно, длилась пять минут, то предпоследняя ужалась до трех секунд, а самая последняя «полувариация» (то самое «1/2» из названия опуса) вообще представляла собой один аккорд. Впрочем, таким виртуозным «сжатием» тематического материала баловались и классики: скажем, Бетховен в первой части своей Пятнадцатой сонаты к концу разработки ужал исходную тему до одного аккорда — так что принцип не нов и не Херманом открыт. Вариации Арнульфа Хермана имели и пластическое выражение: боннская компания CocoonDance сопровождала исполнение этюдами, скомпонованными по аналогичному принципу — постепенное сжатие набора телодвижений и усечение рисунка движения группы сообразно сжатию и темповому ускорению вариаций.

Композиторы старшего поколения — Софья Губайдулина, давно живущая в Германии, и патриарх немецкой музыки Ариберт Райман — также не забыты. Один из лучших немецких оркестров, лейпцигский Гевандхаус под управлением Андриса Нелсонса, исполнил относительно новое, датированное 2019 годом, но несомненно пророческое сочинение Губайдулиной «Der Zorn Gottes» («Гнев божий»). Оно открывается грозным ревом меди; так, вероятно, должны звучать трубы архангелов, возвещающие о конце света. Премьера сочинения состоялась в 2020 году, в разгар пандемийных ограничений, при пустом зале; позже Нелсонс записал его на CD.

Губайдулина рисует страшные картины крушения мироздания, используя всю мощь и всю палитру тембров огромного по составу симфонического оркестра. Дикая какофония tutti нагнетает страх и трепет, заставляя волосы вставать дыбом. Оркестр трижды вздымается в невероятном по размаху могучем crescendo, орущая медь и экстремальный чёс струнных достигают, наконец, пика громкости, за которым следует внезапный и страшный в своей внезапности обрыв — в тишину, во тьму, в пропасть. Пауза — и оркестр начинает тяжкое восхождение; так поднимается по лестнице пожилой человек, медля и переводя дух, перед тем как преодолеть последние две ступени.

Губайдулина управляет звуковыми массивами с лихостью, которая могла бы восхитить, но открытый, острый трагизм этой музыки не оставляет места восхищению. Это музыка ужаса, музыка, пронизанная воплями грешников, рисующая гибель человечества в апокалиптическом пожаре. Губайдулина — человек, истово верующий; возможно, вера наделяет ее даром провидения, и ее послание звучит невероятно актуально именно в сегодняшней апокалиптической реальности.

Камерная симфония Шостаковича, предварявшая опус Губайдулиной, тематически и образно подготовила к восприятию «Der Zorn Gottes». Шостакович и Губайдулина принадлежат советской композиторской школе, оба выросли и сформировались в сходных условиях нещадного тоталитарного давления на личность. Уход Шостаковича во «внутреннюю эмиграцию», его эскапизм отразились в этой музыке со всей красноречивостью и немотой отчаяния, парадоксально прорывающегося в жутковатом танце «Фрейлахс». Прямая автоцитата из оперы «Леди Макбет Мценского уезда» — мелодия ариозо Катерины «Сережа, хороший мой» — утлый островок лиризма посреди безумного бега и остинатных ритмов. В сопоставлении хрупкой лирики, истерического нервного смеха, гротеска и яркой, открытой жанровости — весь Шостакович, который никогда не чурался лобовых приемов и без стеснения их применял.

Оркестр Концертхауса с Кристофом Эшенбахом предложил берлинской публике рискованную программу, составленную сплошь из сочинений патриарха немецкой музыки Ариберта Раймана. Надо признать, что роскошный исторический зал Концертхауса выглядел в вечер концерта пустоватым: не каждый рискнет два часа кряду слушать не самую простую для восприятия музыку, отнюдь не услаждающую слух и написанную довольно бескомпромиссно, в жестком диссонансном стиле, который считался мейнстримом полвека тому назад. Тем не менее вокальный цикл для альта соло Раймана на стихи Целана показался довольно любопытным и был исполнен солисткой Урсулой Хессе фон ден Штайнен весьма впечатляюще. Идеально ровное звуковедение не нарушалось даже при рискованных скачках вокальной партии, из каковых эта партия в сущности и состояла (если не считать бесконечных полутоновых опеваний и хроматических глиссандо).

Завершил вечер оркестровый цикл «Девяти пьес для оркестра» — девять оркестровых миниатюр, составленных как листки из альбома: в каждой пьесе выдержан один тип фактуры. Насекомое мельтешенье в пятой пьесе, сумрачный и архаичный колорит в шестой, низкие тембры струнных, зловещие удары литавр, скрежещущие тубы и тромбоны — чудилось, будто кто-то крадучись идет по темному лабиринту, а за углом притаился Минотавр.

Панорама современной музыки на фестивале в ближайшие дни продолжится: уже сегодня на концерте Берлинского оркестра радио его нынешний руководитель Владимир Юровский исполнит «Ais» Ксенакиса, спустя пару дней, в программе струнного Jack quartet — знаменитый «Tetras» Ксенакиса, «Grido» Лахенманна и «String Creatures» («Струнные создания») Лизы Лим. Программа второго концерта Берлинских филармоников также выглядит весьма радикально и составлена из сочинений авторов ХХ века: Ксенакиса, Циммермана и Даллапикколы.

Кроме того, впереди выступление бельгийского барочного ансамбля Collegium Vocale Gent с Филиппом Херревеге и грандиозный 24-часовый театрализованный марафон церковной музыки в семи концертах с репертуарным диапазоном от Хильдегарды Бингенской и Томаса Таллиса до Вольфганга Рима в церкви Am Hohenzollernplatz.