После того как Вооруженные силы РФ в сентябре «перегруппировались» из Харьковской области, в соседнюю Белгородскую хлынул поток беженцев, проживавших на ранее подконтрольных России территориях. Многие не желали или опасались принимать новую власть. Кто из харьковчан бежит в Белгородскую область от войны и на что рассчитывает в новой жизни, выяснял корреспондент «Ъ-Черноземье» Олег Мухин.
В ПВРах Белгородской области беженцы проводят несколько дней перед распределением на «постоянные» места в другие регионы
Фото: Олег Харсеев, Коммерсантъ
Белгородский пункт временного размещения расположился на окраине одного из населенных пунктов вдали от границы. Серые и зеленые палатки цветов костюмов химзащиты выстроились вдоль капитального хозяйственного здания. Жилые модули пронумеровали цифрами, хозяйственные подписали на листках, повесив их на окна: «Столовая», «Медпункт», «Склад», «Комната досуга». «Психолог» и «Священник» поделили одну палатку на двоих.
Сразу за охраняемым полицией входом в пункт временного размещения (ПВР) с десяток вновь прибывших осматривались по сторонам. Волонтеры помогали им нести вещи; сотрудники МЧС были заняты у складов.
Заведующая административно-хозяйственной частью ПВР, представившаяся Еленой, рассказала, что в пункте находится около ста человек: «Они все время меняются — постоянно кто-то приезжает и как минимум раз в день уезжают автобусы и личные машины в другие регионы, где людей ждут для постоянного размещения. Сегодня полные семьи с детьми уехали в Краснодар, где их заселят в пансионат. Но в период активизации в Харьковской области боевых действий у нас было до пятисот человек одновременно! Столовая не справлялась, и тогда одна известная сеть питания на день закрыла все точки и бесплатно кормила беженцев бургерами и картошкой фри. Дети были в восторге! Примеру этой сети следовали пиццерии и другие организации. Они захотели сами, никто их не просил».
Палатка-столовая после завтрака почти пустовала. Как и в других помещениях, здесь на настилы были уложены ковры, тепловая пушка сильно прогревала воздух, но вместо стандартных 12 новеньких раскладушек стояли столы и лавки. Изредка в столовую заходили за дополнительным чаем харьковчане. Временно пустовала и палатка-медпункт, еще более уютная с яркими коврами и разноцветными кушетками, чем другие. Дежуривший врач из белгородской Яковлевской районной больницы (в сентябре за медпункт ПВР отвечает это медучреждение) сказал «Ъ-Черноземье», что в день от обитателей пункта, в том числе пожилых, поступает от 50 до 100 обращений: «Впрочем, тяжелых травм и огнестрельных ранений у них нет — с таким с границы отправляют сразу в больницу». Больных коронавирусом тестирование давно не выявляло, заметил он.
Медпункт — вторая точка, на которую прибывают беженцы в ПВР. Сначала их регистрируют сотрудники пункта и полицейские, затем все проходят осмотр врача, после чего происходит распределение по палаткам и прием пищи (для приехавших ночью его организуют индивидуально). В белгородском ПВР беженцы обычно находятся несколько дней, после чего их отправляют на «постоянное» место жительства в другие регионы.
Молодая девушка с ребенком на руках, представившаяся Анной (фамилий никто в ПВР предпочел не называть из соображений безопасности), рассказала, что еще 12 сентября, в один из первых дней массовой эвакуации, успела выехать с мужем и тремя детьми из Волчанска в относительно спокойной, пусть и ставшей «непредсказуемой» обстановке: «Отстояли на границе большую очередь, с обеда и до вечера. Муж давно работал в белгородском Шебекине, ездил через границу. А когда Россия начала уходить из Волчанска, родители решили, что надо уезжать. Больше на Украину мы не собираемся. Но, если бы все оставалось так, как до 12 сентября (до «перегруппировки» ВС РФ из Харьковской области), мы бы остались там».
На крайней палатке висели номера дежурного военно-гражданской администрации Харьковской области (в номере, впрочем, не хватало цифры), миграционной службы и кол-центра для беженцев. Рядом стояли красные генераторы и синие емкости с водой. Стиральные машины разместили в стационарном корпусе. Недалеко от него горько усмехался пожилой мужчина, представившийся Николаем Владимировичем. «Кто-то выехал спокойно, а мы на днях из Двуречанского района (к северу от харьковского Купянска.— «Ъ») — под обстрелом,— рассказал он.— Через дорогу от моего дома сельсовет, там хорошие перекрытия были, русские военные стояли. И туда попали. Вообще сначала две мины рванули у нас в огороде, осколки ударили по крыше. Но это еще ничего было, можно потерпеть. А когда ударили ракетами, мы решили, что пора ехать. Тем более что мы слышали: говорят, украинцы расстреливают мирных просто за то, что в их селах были русские солдаты».
В волонтерской палатке девушка по имени Татьяна вручала мальчику лет десяти синий пакет с чем-то, отчего он сразу стал довольным. Палатка была наполнена ящиками с предметами гигиены, одеждой; рядами, как в магазине, стояла обувь. «Я не знаю, где люди находят наш номер телефона, но постоянно звонят и предлагают помощь,— рассказала отвечающая за хозяйственную часть Елена.— Как-то звонят две бабушки и говорят: давайте мы хоть на складе поможем убирать, не сидеть же нам в такое время носки вязать!» По словам Татьяны, волонтеры находят контакты координирующих организаций (например, «Скорой молодежной помощи») и приезжают кто на ночь, кто хотя бы на час: «А по вещам в целом хватает, но ни от какой помощи мы не отказываемся».
В «комнате досуга» с потолка свисали сложенные из бумаги фигурки и детские рисунки. Половина палатки с книжным шкафом, телевизором и лавками была «взрослой», вторая со стульчиками, столами и раскрасками — «детской». Прихлебывая чай, на «взрослой» половине сидела немолодая пара из харьковского Изюма — бывший директор производственной базы и его супруга. «Там остался сын, поэтому нас не фотографируйте, если что,— предупредила Наталья Николаевна.- Связи с ним никакой, только знакомые иногда говорят, что видели его. Мы поехали на лечение в Россию, у мужа онкология, четыре месяца ждали очереди — а теперь возвращаться некуда: Изюм закрыли 10-го, теперь он под украинцами. Да и не вернемся мы, если будет украинская власть: зачем страдать и терпеть? Если будет русская — вернемся. А ведь когда-то и друзья у нас были на Украине среди военных...»
Между палаток дети разных возрастов (на них вчера приходилась четверть всех размещенных в ПВР) на самокатах и велосипедах, выданных волонтерами, на большой скорости пытались объезжать взрослых. «Через физическую активность они снимают напряжение»,— объяснила прикомандированный к ПВР психолог Елена из Московского педагогического госуниверситета.
За «игровой» палаткой, по которой были разбросаны многочисленные игрушки, в жилом модуле лежал бульдог, а на одной из раскладушек — ухоженный кот по кличке Оскар: волонтеры обеспечили животных кормом с запасом. Их хозяйка, девушка Дарья, вместе с друзьями и молодым человеком выехала из Троицкого Луганской Народной Республики, куда стали долетать американские ракеты ВСУ. По словам одного из молодых людей, «в тех местах, куда прилетели ракеты, военных не было никогда». «Так везде. В Сватове две ракеты прилетели в больницу. Прилеты в школы, в детсады... Были люди, которые поддерживали Украину до последнего. Но после обстрелов они изменили свое мнение»,— рассказала «Ъ-Черноземье» почтальон Наталья. По ее словам, на Украине люди в ее поселке на почте «получали неплохую зарплату — 200 гривен в день», но после прихода российской власти уже «стало хватать на отопление газом, а не дровами — цены теперь не такие бешеные». «По поводу референдумов нам пока ничего не говорили,— рассказала Дарья.— Но там почти все поддерживают присоединение. Мы решили: после объединения с Россией готовы вернуться, если будет работа. Но, если России там не будет, родных, оставшихся там, мы больше не увидим».