В Новой Третьяковке при поддержке ВТБ открылась выставка «Дягилев. Генеральная репетиция», приуроченная к 150-летию со дня рождения великого импресарио. Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Выставка Третьяковки к юбилею Дягилева задумывалась иной — огромной, международной и, вероятно, с другой концепцией. Но про это организаторы, которым из-за последствий специальной военной операции срочно пришлось придумывать новую выставку, не рассказывают. Напротив, они подчеркивают принципиальную целостность экспозиции, все экспонаты которой принадлежат Третьяковской галерее, и называют ее «генеральной репетицией» будущего зала Сергея Дягилева — он должен появиться после окончания реконструкции здания на Крымском Валу.
Впрочем, это побочный смысл названия выставки, которую кураторы Евгения Илюхина и Ирина Шуманова задумали как демонстрацию подготовки спектакля — того самого репетиционного вихря, в эпицентре которого неизменно был Дягилев, заряжавший всех соратников беспримерной энергией. Игра Третьяковки в театр начинается с афиши выставки, на которой Зельфира Трегулова названа «директором антрепризы», кураторы — «хореографами», есть «солисты», «корифейки». И конечно, «художники» — Сергей Чобан и Александра Шейнер, призванные выстроить театральное закулисье с «гримерками», «примерочными», «пошивочным цехом», заваленными декорациями «кулисами». Признаться, архитекторам удалось воспроизвести лишь самое простое — «репетиционный зал» со стенами-зеркалами и балетными станками. Основная же экспозиция представляет собой длинную анфиладу из десятка залов, разрезанных довольно унылыми выгородками. Театральное предназначение залов опознать нелегко — так, первый из них, избавленный от перегородок, с афишами на стенах, книжным шкафом и черными пуантами Тамары Карсавиной из балета «Карнавал», назван «гримеркой», но мало похож на уютно обжитое личное актерское пространство.
Трудно обнаружить на выставке и самого Дягилева. И не потому, что нет его материального облика (хотя портретов и фотографий импресарио действительно слишком мало). Главное — нет следов его духовного присутствия в антрепризе, его воли, его энергии, отношений с людьми и со временем. Проще говоря, нет контекста: экспонаты, относящиеся к тому или иному балету, повисают в безвоздушном пространстве коротких сведений — имен авторов, даты и места премьеры.
А меж тем на выставке есть что объяснять. Во многом основанная на богатейшем архиве Ларионова, переданном в дар Третьяковке в 1989 году второй женой художника Ларионовой-Томилиной, экспозиция, минуя знакомый всем «мирискуснический» период, прыгает сразу в 1915 год, когда и началась дружба Дягилева с четой художников, в то время как сама антреприза, из-за Первой мировой очутившаяся на грани краха, переживала второе рождение. В мирной Швейцарии, где обосновался Игорь Стравинский, Дягилев создавал новые «Русские балеты» — с начинающим 18-летним балетмейстером Леонидом Мясиным, с модернистами Гончаровой и Ларионовым, с полуиностранной труппой, собираемой по всей Европе балетным режиссером Сергеем Григорьевым, с новым, демонстративно русским репертуаром.
Собственно, эстетический кульбит Дягилев совершил еще в 1914 году, впервые ангажировав Наталью Гончарову на постановку оперы «Золотой петушок». Несколько залов, отданных созданным (а также незавершенным, как, например, «Литургия») в то время спектаклям, демонстрируют полновластие новых дягилевских протеже. Невозможно представить себе танцующих артистов в этих трехмерных, асимметричных, топорщащихся костюмах, в этих исполинских кокошниках, с колодками на ногах — как, скажем, на замечательном эскизе ларионовского Лешего. Ошеломляюще яркие, мощные и самодостаточные эскизы Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова к «Полуночному солнцу», «Золотому петушку», «Русским сказкам», «Шуту» (увидевшему сцену только в 1921 году, уже после войны) сами по себе спектакль; одетые в такие костюмы реальные артисты — лишь движущиеся декорации. Нижинские с Карсавиными для этих спектаклей не нужны, что нивелирует проблему антрепризы, лишившейся из-за войны своих главных звезд. Покладистый юный Мясин не чета самолюбивому Фокину, главному автору первых сезонов: он готов подстраиваться под фантазии художников, находя движения, которые можно выполнить в их экстравагантных конструкциях. Образчик такой хореографии — бесценный черно-белый кинофрагмент «Полуночного солнца» конца 1930-х годов в исполнении труппы полковника де Базиля — представлен на выставке.
Героями «Генеральной репетиции» стали и подлинные костюмы «Русских сезонов», приобретенные Третьяковкой в 2019 году у Айвора и Ольги Мазур. И хотя главное приобретение — исполинский, 23 на 10 метров, задник Николая Рериха для «Половецких плясок» — находится на реставрации и появится перед публикой только к концу 2023 года, к юбилею Рериха, 13 показанных на выставке костюмов смогли посоперничать с эскизами модернистов. Почеркнуто лапидарные и многодельные, тонкой ручной работы, с шитьем и аппликациями, они выглядели вполне «танцевальными», представляя иные этапы жизни антрепризы. Шерстяная рериховская рубаха Девушки из «Весны священной». Им же придуманные вышитые кожаные сапожки половчанки, в которых нелегко вытянуть подъем, зато удобно ходить в жизни, чем не преминули воспользоваться скопировавшие фасон парижанки. Дивная матиссовская пухлая распашонка (скорее японская, чем китайская) из «Соловья». Роскошные бакстовские юбка и набивная кофта Служительницы храма из «Синего бога». Головинский и гончаровский Стражники из «Жар-птицы», между которыми 18 лет и эстетическая бездна. За живописью и материальными объектами притаились бесценные оригинальные фотографии — забытых спектаклей, веселых репетиций, знаменитых персон и колоритных персонажей, среди которых особо примечательны неузнаваемый крючконосый Баланчин в гриме Кощея и решительная Бронислава Нижинская, изуродованная гримом Бабы-яги,— будущие властители балетного мира, не боявшиеся ни театрального риска, ни радикальных перемен. Вот этого духа свободы, вольной игры, веселой энергии и не хватило создателям выставки «Дягилев. Генеральная репетиция». Впрочем, ее блистательные экспонаты сыграли свой спектакль и без яркой режиссуры.