Нобелевский комитет присудил премию в области литературы 2022 года Анни Эрно — француженке, посвятившей свою литературную карьеру собственной автобиографии. Совершенно обычной женской автобиографии. При этом «совершенно» здесь означает близость к совершенству при удивительной простоте реализации замысла, считает Дмитрий Бутрин.
Анни Эрно показывает, как устроен мир, самыми незамысловатыми способами
Фото: ULF ANDERSEN / Ulf Andersen / Aurimages / AFP
Анни Эрно показывает, как устроен мир, самыми незамысловатыми способами
Фото: ULF ANDERSEN / Ulf Andersen / Aurimages / AFP
Невозможно не удивляться тому, как удивительно точно соответствуют решения Нобелевского комитета в премиях по литературе общественным ожиданиям — и как изощренно и часто попросту жестоко эти решения ставят на место эти самые ожидания. Два лидера букмекерской возни вокруг Нобеля по литературе этого года — Мишель Уэльбек и Салман Рушди. С Рушди все, как всегда, очень непросто, хотя его не такая уж и давняя и по-прежнему необходимая всякому, кто интересуется этим безусловно великим автором, автобиография «Джозеф Антон» очень уместно приходит в голову. Но премия по литературе 2022 года присуждена, видимо, ровно за то, что не первый год и не первое десятилетие пытается сделать Уэльбек: показать нас через себя, продемонстрировать, что искусство ауторефлексии со времен бл. Августина и украденных им в подростковом возрасте груш (а кража состоялась еще в конце IV века христианской эры) дано нам для того, чтобы мы знали — да, литература нашего времени все время пытается поймать на расстоянии вытянутой руки Иного, изучить его, но рядом есть такой же, как мы. Вот буквально такой же. Ну почти.
Вспомнить, кто такая Анни Эрно, для русского читателя не так-то просто, хотя ее немало переводили на русский.
Да и как не переводить — она популярна и на родине, во Франции, и, кажется, не меньше, на крупнейших читательских рынках мира — в США и Великобритании. «Событие» Одри Диван, очень хорошо принятое Венецианским фестивалем в 2021 году,— экранизация одного из самых известных текстов Эрно, «L'Evenement», опубликованного в 2000 году. А первый ее текст, роман «Les Armoires vides» (это, наверное, стоит перевести как «Пустые бельевые шкафы»), вышел еще в 1974-м. С Эрно исторически все не очень быстро происходит, и фильм Одри Диван, кажется, показывает только одну сторону ее романов, сложную, социальную, ту, которая так остро интересует Уэльбека (да и Рушди). Эрно при этом за счет предельной стилистической простоты много сложнее и «Элементарных частиц», и «Покорности», и уж тем более «Карты и территории».
Предмет научных интересов Анни Эрно — французская литература XVIII–XIX веков, главным образом драматург и прозаик Пьер де Мариво. Это первые попытки французского театра примерно триста лет назад, не отказываясь от конвенций итальянского театра масок, осторожно заглянуть под маску и попробовать рассказать, что там под ней, как выглядит индивидуальность — еще не высокая, не экзотическая, не грубая, а обычная: мятущаяся, стесняющаяся, глуповатая, затрудняющаяся сказать то, что хочет, ибо не имеет для этого слов. Предмет литературных интересов Эрно — она сама: пара десятков ее романов и повестей, включая последний том, «Годы», есть разные элементы ее автобиографии. Она выходила замуж, болела, делала аборт, теряла мать, покупала «виски, миндаль и прочее», болела, злилась, ревновала, меняла ландшафты, расставалась, рассматривала города, примеряла платья. В основном молча, как это принято у женщин в нашем мире: Эрно — это расшифровка молчания о том, что миру кажется неважным — и мужчинам, и женщинам кажется равно, но по-разному.
Вопрос «Ну вот о чем она молчит?» — главный вопрос, который в голове у мужчины, и тут нет никаких специальных сложностей в гендерной теории, до них тут очень далеко.
Эрно в мире победоносного шествия третьей волны феминизма — даже не первая, а, в сущности, нулевая, базовая волна феминизма, признание и самоосознание существования женщин. Это ведь чрезвычайно сложно — понимать, что это содержимое бельевых шкафов, все эти трусики, лифчики и носочки, эта неуверенность в голосе, эти оттенки и прерывающиеся линии имеют экзистенциальную значимость и поэтому составляют собой то, что не дополняет бытие, а представляет его, представляет ту силу, что способна создать мир и уничтожить его. Напрасно вам кажется, что в мире уже все сделано для того, чтобы идти с этим самым феминизмом куда-то дальше: без этой нулевой ступени ничего не получится, Эрно в этом вопросе исключительно убедительна и шокирует именно этим, а не откровенностью, которой в мире все равно слишком много, хотя и кажется, что недостаточно.
И показывает она, как сделан мир, самыми простыми и незамысловатыми способами.
Где-то щелчком по носу, сунутому куда не надо, где-то просто раздевшись, а где-то хирургическим инструментом, ведущим прямой страшный надрез прямо туда, в нестрашную, но такую увлекательную бездну себя самой. Тексты Анни Эрно не принято хвалить, мнениями о них редко делятся — в них много интимного и при этом совсем нет парресии, самоотвержения, избыточной искренности, уничтожающей само понятие культуры. Это литература, то есть то, что имеет рамки, то, что сделано, то, у чего есть цель — рассказать.
И особенно важно то, что делает Эрно с понятием времени в этой связи: она, как свой собственный литературный герой, показывает, что миллионы обычных женщин и мужчин, живших, живущих и будущих здесь жить, их личная память и то, что в ней осталось,— и есть история этой цивилизации. Здесь Анни Эрно — литературное воплощение идей Мориса Хальбвакса с его «Социальными рамками памяти»: мы — то, что мы помним, нет никакой истории, кроме личной, а личная память — это память, зависимая от того, что происходит вокруг сейчас.
Но, как всегда, Нобелевский комитет награждает скорее язык, чем выраженные этим языком идеи. И никто другой пока не научился писать обо всем этом самом важном на свете так же просто.
Неудивительно: в себе так просто запутаться, если не быть Анни Эрно.