 |
ФОТО: ГРИГОРИЙ ТАМБУЛОВ  Суд счел, что рисовать можно все, а показывать — нет. Организаторы выставки Юрий Самодуров (в центре) и Людмила Василовская (справа) признаны виновными в возбуждении религиозной вражды, а художница Анна Михальчук (слева) оправдана за отсутствием состава преступления |
Таганский суд Москвы признал директора Музея и общественного центра имени Сахарова Юрия Самодурова и его подчиненную Людмилу Василовскую преступниками, нарушившими статью 282 УК РФ — "Возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды" ("Власть" писала о выставке "Осторожно, религия!" и судебном процессе в #5 за 2003 год и #10 за 2004 год). Мера наказания, если соотносить ее с буквой использованного по этому случаю закона, относительно мягка: штраф по 100 тыс. руб. с каждого. Сотрудников музея пытались подвести под вторую часть статьи, вменив им разжигание с использованием служебного положения (от трех до пяти лет).
Но такая гуманность не делает ни приговор, ни весь процесс менее абсурдными. Ну не тянет, скажем, прибивание сосисок к кресту на торжество мирового зла и богоборчества, как то пытались представить обвинители от церкви,— скорее на меленький "демонизм" в духе декадентствующих гимназистов. В свою очередь, погром, учиненный на выставке членами группы "За нравственное возрождение Отечества", тоже трудно рассматривать как крестовый поход православных против бесовского современного искусства. До поры до времени конфликт не выходил за рамки некрасивого, но маргинального скандала. Выход за эти рамки произошел, когда к делу подключились учреждения, которые теоретически в последнюю очередь должны выступать экспертами по свободе художественного творчества и духовным делам,— Госдума и Генпрокуратура, по думскому указанию возбудившая дело против музейного руководства.
Этот судебный процесс можно было бы обсуждать на уровне нормальной человеческой логики, если бы речь шла о статье "Оскорбление религиозных чувств граждан" — административной, не уголовной. Но, конечно, нормальная человеческая логика — это утопия, если депутаты берутся определять репертуарную политику Большого театра, а искусствоведы помогают следствию дотянуть обвинительный материал против художников. Причем выводы искусствоведческой экспертизы сводятся к констатации кощунства. Это, конечно, не слишком искусствоведческая материя, но все равно: кощунство и разжигание религиозной вражды — совсем не одно и то же.
То есть, безусловно, логика во всем этом есть. Но своеобразная. Чтобы показать все ее своеобразие, совершенно необязательно зацикливаться на современном искусстве. Ведь махровая арт-уголовщина при всеобщем попустительстве уже свила себе гнездо не в каком-нибудь там общественном центре, а в Государственной Третьяковской галерее.
 |
Василий Перов. "Сельский крестный ход на Пасху". 1861.
Перов, живописец из неблагонадежного круга передвижников, прямо-таки начал свою деятельность с разжигания религиозной розни. Сначала написал "Проповедь в селе", где помещик изображен бессовестно спящим во время проповеди. А сразу затем создал "Сельский крестный ход на Пасху", на котором нетрезвый священник окружен еще менее адекватно выглядящей паствой. Празднующие Пасху изображены ущербными, духовно убогими людьми, в чем, конечно, нельзя не усмотреть покушения на тысячелетнюю традицию русской христианской государственности и влияния западного безбожия. Святейший синод, между прочим, хотел сделать Павлу Третьякову официальный запрос по поводу того, на каком основании меценат приобрел кощунственное полотно. Только непростительным бюрократическим недосмотром и падением нравов в пореформенной империалистической России можно объяснить то, что этот запрос не был сделан. Также нельзя не упрекнуть художника за исключительное внимание к Русской православной церкви — в условиях многоконфессионального государства такая однобокость взгляда просто непростительна.
 |
Василий Верещагин. "Представляют трофеи". 1872.
Верещагин вообще был художником-скандалистом. В Англии он показывал свою "Трилогию казней", где наряду с распятием рабов в Древнем Риме и казнью народовольцев было изображено подавление восстания сипаев. Привязанных к пушечным дулам индусов лондонская публика восприняла как оскорбление светлых идеалов Британской империи. В Вене художник выставлял картины на евангельские сюжеты, которые были сочтены антихристианскими (в России их выставлять запретили вовсе). Местные католики подняли против Верещагина кампанию в прессе и накалили общественные настроения до такой степени, что один из посетителей выставки (не стерпев, видимо, возбуждения религиозной розни) облил полотна серной кислотой. Но это дела заграничные. В Третьяковке висит свидетельство разжигания национальной розни в России — достаточно посмотреть, как художник изображает высших официальных лиц Бухарского эмирата, то есть братского Узбекистана. С кровожадным хладнокровием они рассматривают отрубленные головы русских солдат. Эта неприкрытая попытка художественными средствами расшатать политическую стабильность в Средней Азии, безусловно, заслуживает самого сурового порицания и даже судебного преследования, от которого художник может быть освобожден только как участник войны. Русско-японской 1905 года, на которой он и погиб.
 |
Василий Верещагин. "Панихида (Побежденные)". 1878-1879.
Верещагинская "Балканская серия" — сплошная злостная клевета на Русско-турецкую войну. Братья-славяне освобождены, до креста на Святой Софии рукой подать, сам император полгода проводит на театре военных действий, ободряя солдат. А художник раз за разом напоминает о том, что столь блистательная с геополитической точки зрения военная кампания обернулась чудовищными потерями. Картина "Панихида" даже второе название имеет, дискредитирующее,— "Побежденные". В ней вся художественная выразительность сосредоточена только на том, чтобы шокировать, разжалобить и сбить с толку зрителя, показав ему поле, до горизонта усеянное трупами русских солдат. Особенно вредное воздействие работа может оказать на психику детей и подростков, которые и так получают явно недостаточное военно-патриотическое воспитание. Словом, недаром был по-военному резок цесаревич Александр Александрович (будущий Александр III): "Или Верещагин скотина, или совершенно помешанный человек".
 |
Карл Брюллов. "Вирсавия". 1832.
Брюллов знаменит своим безнравственно-легкомысленным отношением к женской красоте. Откровенные изображения голых женщин он создавал без всякого смущения. К примеру, у него есть сразу несколько вариантов картины под циничным названием "По установлению Аллаха раз в год меняется рубаха". Мало того что нет никакого уважения к положению мусульманской женщины — вымышленная темнота восточных нравов служит художнику только причиной, чтобы преподнести зрителю очередную пошлую одалиску. В картине "Вирсавия" он преступно пользуется библейским сюжетом, чтобы создать изображение, наводящее зрителя на совершенно неблагочестивые мысли. Очень подозрителен жест чернокожей прислужницы. Следовало бы провести искусствоведческую экспертизу на предмет того, не содержит ли картина пропаганды однополой любви. Единственное обстоятельство, смягчающее отчасти вину художника перед обществом,— то, что картину он не закончил. Более того, Брюллов швырнул в нее сапогом, в результате чего она порвалась. Правда, искусствоведы (ангажированные, надо думать) утверждают, что он сделал это по творческим, а не идейным соображениям: вода ему, видите ли, не удалась.
 |
Илья Репин. "Не ждали". 1883-1884.
Полотно живописца Репина создано с особо тонким цинизмом. На первый взгляд ничего крамольного в нем нет. Однако всей композицией художник исподволь наводит зрителя на мысль, что домой вернулся политический преступник. Чего стоят, например, еле заметные фотографии известных антигосударственных деятелей Некрасова и Шевченко, висящие на стене так, что с первого взгляда их и не заметишь. Но хуже всего, что преступника (вероятно, даже террориста) автор изображает в виде, внушающем зрителю совершенно ненужную жалость. Отсюда недалеко и до мысли, будто условия содержания заключенных не соответствуют цивилизованным нормам. И на этом, впрочем, художник Репин не остановился. Как будто не соглашаясь с решением суда, который наверняка вынес приговор неизвестному преступнику в полном соответствии с законом, художник явно изображает каторжника и его родственников ни в чем не повинными жертвами. Зритель может увидеть в этом обличение политического режима, который якобы пользуется тупой, продажной и безнравственной судебной системой как орудием борьбы с инакомыслием.