Продюсеры "Турецкого гамбита" (2005, **) Джаника Файзиева искренне заблуждаются, когда полагают, что "играют на поле" Голливуда или делают нечто невиданное в европейском кино. Прямая аналогия с тем, что они делают, не голливудские блокбастеры, а родившийся в 1990-х годах Голливуд с французским акцентом, мечта Люка Бессона и Жан-Жака Жене. И это хорошо: сделать как в Голливуде все равно ни за что не получится. Зато сходство конечного продукта с какой-нибудь "Долгой помолвкой" или "Багровыми реками" доказывает, что в российском кино идут те же процессы, что и во французском. Одни и те же иллюзии, одни и те же заблуждения, одни и те же ошибки. Коммерческий прорыв "Турецкого гамбита" напоминает ситуацию, сложившуюся во Франции несколько лет назад. Тогда впервые абсолютным лидером проката стала французская картина, "Амели", что тоже сопровождалось патриотической барабанной дробью: дескать, утерли нос Голливуду. Как и французы, российские режиссеры стараются переорать Голливуд. "Турецкий гамбит" грохочет и скрежещет. Иногда, в батальных сценах, это не просто оправдано, но даже впечатляет, хотя авторы и несколько злоупотребляют полюбившимся им спецэффектом, постоянно швыряя в лицо зрителям то оторванное колесо, то еще какой-нибудь тяжелый предмет. В иных же ситуациях неудержимый натиск фильма просто нелеп. Истерические метания камеры по каким-то виртуальным кишкам, оказывающимся мозговыми извилинами Эраста Фандорина, призваны изобразить его незаурядный интеллект. За Фандорина, вообще-то, обидно: как-никак единственный русский Индиана Джонс, Джеймс Бонд и Шерлок Холмс в одном флаконе. В прологе, когда герой спасается от преследующих его янычаров на цветущем поле, становящемся полем смерти, с экрана веет чем-то таким индианаджонсовским. Тем сильнее последующее разочарование. Настоящий action держится на главном герое, не обязательно выдающемся актере, но харизматике, сексапильном и обаятельном. То же самое относится и к героине, влюбленной в него. Об исполнителях же главных ролей в "Турецком гамбите" просто нечего сказать: черная дыра, пустое место. Ни в Егоре Бероеве, блистательно завалившем роль Фандорина, ни в абсолютно никакой Ольге Красько, по которой мистическим образом сходит с ума вся русская армия на Балканах (за исключением противных, но очень быстро пристреленных гомосексуалистов, не считая румынских офицеров и французских журналистов), нет ни капли обаяния. От фильма остается только фон, местами забавный, местами не лишенный саспенса, толчея известных актерских лиц на втором плане. Первый же план девственно чист. Другой полюс российского кино — предельное "авторство" Александра Сокурова. "Солнце" (2005, ****) — его лучший фильм за многие годы, лишенный угрюмого кокетства со смертью, неожиданно человечный и почти бурлескный. Формально это третья часть тетралогии, посвященной власти, но с предыдущими частями она имеет мало общего. В "Молохе", фильме о Гитлере, Сокуров неожиданно впадал в эстетику Кукрыниксов и прочих "Окон ТАСС". В "Тельце", посвященном Ленину, упорствовал в аморальном мнении о болезни и смерти как наказании. В "Солнце" же, хронике одного дня из жизни японского императора Хирохито, капитулирующего в августе 1945 года перед союзными войсками и с облегчением отказывающегося ради частной жизни от статуса "живого бога", режиссеру нечего сказать — он снова может продемонстрировать свою самую сильную сторону, интуитивное пластическое чувство. Хирохито — "черный ящик" не только для генерала Макартура, великодушно признающего невменяемым и освобождающим от ответственности "живого бога", одного из самых чудовищных людоедов из лагеря фашистской коалиции, но и для режиссера. Поэтому он со спокойной душой отдается любимым экспериментам с изображением. Правда, несколько раздражает, что весь фильм снят как бы слегка не в фокусе. Маленький человечек в котелке развлекается, изображая перед американскими фотографами Чарли Чаплина, игнорируя свою лежащую в руинах страну, предается изучению "пугливых крабов" и на упоминание Макартуром Перл-Харбора, как нашкодивший мальчишка, бормочет: "Это не я". Кажется, он действительно не помнит, каким поводом воспользовался, чтобы объявить Америке войну. Макартуру нет дела до других "подвигов" Хирохито, почему-то оставленных режиссером за кадром: чудовищных опытов на живых людях, вырезанных китайских городов, издевательств над военнопленными. А самому Хирохито война привидится лишь однажды, это самый забавный, иррациональный и изобретательный эпизод фильма: над пылающим Токио барражируют не американские "летающие крепости", а юркие летающие рыбки.
