В прокат выходит потерянный и обретенный благодаря историку кино Николаю Изволову фильм Дзиги Вертова «История гражданской войны» (1921). Посмотрев его, Михаил Трофименков задумался над тем, как проста и как скучна гражданская война.
Эффектнее всего в фильме Вертова выглядят не боевые действия, а действующие лица вроде наркома Троцкого
Фото: Кино.Арт.Про
Смонтированный в дикой спешке, за три недели, фильм основоположника мировой документалистики был показан один-единственный раз на III Конгрессе Коминтерна, ради которого и монтировался, а затем, казалось, канул в Лету. Уже в 1933-м сам Вертов жаловался, что не может найти фильм, расчлененный, разобранный по киноархивам. Потребовался без преувеличения научный и творческий подвиг Николая Изволова, который за два года, основываясь на скудных письменных источниках, реконструировал «Историю».
Впрочем, ему не впервой: на счету Изволова реконструкции и легендарных фильмов, снятых агитационным «Кинопоездом» (1932) Александра Медведкина на стройках первой пятилетки, и первого полнометражного фильма Вертова «Годовщина революции» (1918).
Изволов может считаться полноправным соавтором Вертова, в шкуру которого, по его словам, он вжился за долгие годы. Ему не удалось найти лишь самый пикантный с современной точки зрения фрагмент фильма «Царицынский фронт», дающий уникальную возможность увидеть молодого товарища Сталина. Это надо же. Уцелели на пленке бесчисленные будущие враги народа. От невозвращенца-дипломата Федора Раскольникова до кадрового троцкиста Ивара Смилги, судившего в 1919-м мятежного командующего 2-й Конной армией Филиппа Миронова. От командующего партизанским рейдом в чехословацкий тыл Иннокентия Кожевникова, еще в 1931-м обезумевшего и расстрелянного на Соловках, до самого Григория Зиновьева. От юного красавчика Михаила Тухачевского до будущего кровавого комбрига НКВД с экзотической фамилией Лев. В их лица — лица людей, одержимых гражданской войной,— как и в замороженное кокаином лицо Колчака или клоунскую маску Махно, безумно интересно вглядываться. Но вот Сталин куда-то запропастился.
Те, кто ожидает от фильма, столь громогласно озаглавленного, эпических атак конных лав Буденного, дуэлей бронепоездов или лихих десантов матросской братвы, ждет жестокое разочарование. В отличие от подавляющего большинства коллег-современников, Вертов безупречно честен. Тогдашняя аппаратура не позволяла снимать на поле боя, а до инсценировки Вертов не опускался. В лучшем случае где-то на тридевятом плане скачут в бой наши ли, не наши ли — поди разбери — конники. Да затаились в овраге пехотинцы, столь же тщетно, как зритель, пытающиеся разобраться, что там за горизонтом и кто кого.
Интереснее всего, жестче эпизоды, открывающие фильм и объединенные в «картины» «Белый террор» и «Подавление контрреволюционных восстаний». А также замыкающая фильм «картина» «Подавление кронштадтского бунта». Речь здесь идет о гражданской войне внутри гражданской. Не о лобовых столкновениях Красной армии с деникинцами или врангелевцами, а о кровавой междоусобице социалистических партий.
О войне-терроре. О разоружении анархистских беспредельщиков в Москве в марте 1918-го: пулеметчики на Малой Дмитровке, тяжелораненый, через которого переступают победители, посмеивающиеся и наглые пленные. О разметанном бомбой «анархистов подполья» в сентябре 1919-го здании Московского комитета партии, где погиб его первый секретарь Загорский. О взорванных мостах, поваленных на бок (метафизический привет «Прибытию поезда» братьев Люмьер) паровозах, пробитых снарядами ярославских куполах и задорной улыбке Сергея Кирова, вырезавшего астраханский мятеж.
Остальное же, честно говоря, однообразно, утомительно и просто скучно. Парады, парады, парады победителей. Колонны, колонны, колонны беженцев. Похороны, похороны, похороны, митинги, митинги, митинги.
Понятно, что Вертов со товарищи снимали то, что можно было снять с тогдашней техникой, и так, чтобы не расстаться с жизнью на первой же минуте съемок. Но ощущение от фильма это никак не меняет: тоскливое все-таки дело эта гражданская война.