Названа дата коронации короля Великобритании Карла III: это произойдет 6 мая 2023 года в Вестминстерском аббатстве. По давней традиции это будет не только большое протокольное торжество — у коронации есть в том числе и культурные обертоны. Сергей Ходнев рассказывает, как так вышло и какие подводные камни при всем том могут обозначиться на сей раз.
Спектакль своей коронации Карл III хочет сделать более демократичным
Фото: Dan Kitwood / POOL / AFP
В арсенале британской монархии даже в штатное время есть некоторые эффектные инструменты культурного свойства. Например, сан «поэта-лауреата» — формально это не просто отличие и не премия, а именно что старинная должность, существующая со времен Карла I, которую исполняли Джон Драйден и Уильям Вордсворт, Роберт Саути и Альфред Теннисон. Нынешнего поэта-лауреата Саймона Армитиджа покойная королева (хотя и по представлению премьер-министра) назначила в 2019 году, и он, как положено, регулярно создает стихотворения «на случай». Верлибры Армитиджа откликались, например, на смерть принца Филиппа, на украинские военные события, на платиновый юбилей Елизаветы II и, наконец, на ее смерть — причем выходили не где-нибудь, а прямо на страницах центральных газет. Иными словами, архаичная почесть работает на престиж современной поэзии (Армитидж все-таки отнюдь не ремесленник-одописец, а большой и самостоятельный автор).
Или звание «арфиста принца Уэльского». Оно, с одной стороны, наследует совсем седым временам, когда кельтские вожди держали при себе музыкантов-сказителей, с другой — восстановлено теперешним королем в 2000 году в видах добрых отношений с уэльским культурным сообществом: назначаются на эту должность валлийцы и валлийки. Но играют они, естественно, не на средневековой арфе, а на общеизвестном современном инструменте, так что речь опять-таки идет о широком престиже профессии в целом. Конечно, новый принц Уэльский не будет прямо сейчас увольнять арфистку Элис Хьюз, которая на этом посту с 2019 года: принятый срок ротации — четыре года. Саймон Армитидж тоже, скорее всего, может быть спокоен: его предшественники, если позволяли силы, мирно трудились поэтами-лауреатами по десять лет.
Но вот сама коронация — дело особое. Давным-давно было заведено отмечать восшествие того или иного монарха на престол специальной оперой: это общеевропейский обычай, почти такой же старый, как сам оперный жанр. И ближайший английский прецедент буквально напрашивается. В 1953 году торжества в честь коронования Елизаветы II включали гала-премьеру оперы Бенджамина Бриттена «Глориана», написанной по официальному заказу двора.
Казалось бы, сегодня есть даже два готовых кандидата — Джордж Бенджамин и Томас Адес, самые успешные оперные композиторы сегодняшней Великобритании (иностранцам такую оперу точно не будут заказывать, чай, не генделевский век на дворе), чьи вещи исполняются по всему свету. Престиж, само собой, зашкаливающий, внимание всего света новой опере обеспечено, красивые строчки в резюме — тоже, статусная поддержка оперного жанра налицо. И все же, во-первых, нет гарантии, что именно эти композиторы — не ахти какие приверженцы престола и веры — будут воодушевлены перспективой работать «по повелению его величества короля». А бриттеновский заказ формулировался именно в подобных официозных выражениях — хотя, надо признать, в итоге композитор ожидания «скрепных» кругов на самом-то деле тогда обманул, написав вместо панегирической развлекалочки непростую и невеселую драму.
Во-вторых, возникает критическая проблема с таймингом. Нынешние композиторы, в отличие от своих коллег барочного времени, оперы за две недели не пишут. Тот же Бриттен, скажем, начал обдумывать будущую «Глориану» в марте 1952-го; либретто вчерне было готово к августу того же года; сочинять композитор начал в сентябре, клавир окончил к февралю 1953 года, а с оркестровкой еле-еле успел к концу весны. Итого на все про все 15 месяцев. До 6 мая 2023 года осталось вдвое меньше.
И самое главное, какой выбрать для гипотетической оперы сюжет? В 1953 году опера о Елизавете I могла показаться уместной, нация после тягот войны была рада сплотиться вокруг молодой королевы и помечтать о новом елизаветинском веке. Нынче пора другая, а имя нового короля вдобавок вызывает не самые блистательные исторические ассоциации. В общем, надежнее всего будет предположить, что от идеи новой оперы откажутся и устроят что-то вроде коронационного гала 1911 года, когда для Георга V и его гостей на сцене «Ковент-Гардена» исполняли сборную программу: по одному акту из «Аиды» Верди, «Ромео и Джульетты» Гуно и «Севильского цирюльника» Россини — плюс балет Михаила Фокина «Павильон Армиды» в исполнении дягилевской труппы.
Остается сама коронация, которая на самом деле ставит массу разнообразных задач — и декоративно-прикладных, и художественных. Кто-то должен будет спроектировать для Вестминстерского аббатства оформление временных зрительских трибун и «театра» (так называется помост перед главным алтарем, где и происходят главные обрядовые события), парадно-служебную пристройку перед главным входом, украшение улиц и площадей — все это во время прошлых коронаций исправно отражало большие перемены художественных вкусов. А кто-то должен будет написать музыку. Коронационное действо последние сто лет мыслится в том числе и как триумф английской музыки, начиная со времен Возрождения,— но современные композиции тоже в этот триумф раз за разом включаются.
Церемониальный вход короля в аббатство будет, скорее всего, сопровождаться гимном «I was glad» («Возрадовался я, когда сказали мне», псалом 121) в версии Хьюберта Пэрри, созданной в 1902 году и с тех пор звучавшей на всех коронациях. Во время кульминационного ритуального момента — помазания нового короля на царство — совершенно точно будет звучать один из коронационных антемов Георга Фридриха Генделя, «Zadok the priest» («Садок священник и Нафан пророк помазали Соломона...»): так происходит вот уже почти триста лет, с 1727 года. Ренессансную полифонию — Томаса Таллиса или Орландо Гиббонса — наверняка приберегут для евхаристической части богослужения. Небольшими хоровыми пьесами а капелла, вероятно, будут и новые композиции — если судить по той новонаписанной музыке, что звучала на похоронах Елизаветы II. Кроме того, зная вкусы Карла III, нельзя исключить, что может неожиданно возникнуть еще и небольшой музыкальный момент из православной традиции, какое-нибудь там «Многая лета».
Но музыки слепяще-торжественной, вроде церемониальных маршей Уильяма Уолтона и Эдварда Элгара, судя по всему, в целом будет меньше, чем в 1953 году. А исполнительские силы будут несколько урезанными против тогдашней коронации, когда один только сводный хор насчитывал 350 человек.
Новый король хочет, чтобы его коронация была более скромной,— об этом говорят инсайдеры, но этого же требуют и объективные обстоятельства времени. Церемония коронования Елизаветы II продолжалась три часа — это, конечно, совсем не предел, у французских Бурбонов на это уходило по пять-шесть часов. Но для начала XXI века и это много, придется сокращать. Кроме того, в современном многонациональном и многоконфессиональном государстве подобному ритуалу все-таки уместно быть более инклюзивным, чем когда-то, и потому возможны новации. Уже не может быть так, чтобы монарха формально «признавали» законным королем исключительно пэры и представители англиканского духовенства, придется вводить представителей разных классов, разных этносов, разных вер, о чем профильные эксперты говорили уже давно. Для этого, вероятно, понадобится даже перенести часть церемонии за пределы храмового пространства — например, в Вестминстер-холл, где проходило прощание с покойной королевой.
И вот со всей этой инклюзивностью, человечностью, скромностью и медийностью как-то уживутся мантии, троны, помазание, перемены священных риз, вручение шпор, державы, обрядового кольца, скипетров, меча, возложение короны, бесчисленные молитвы (плюс отдельное помазание и коронование королевской супруги). Одним словом, то ритуальное ядро, которому уже тысяча лет, которое восходит по прямой линии к французским «королям-чудотворцам», к вестготам, к византийским императорам. И которое нигде больше не сохранилось, даже в других монархических государствах, а вот в Англии живет. Что тут сказать, до сих пор британцам подобные сочетания несочетаемого удавались. Небо не падает на землю, когда в постиндустриальной державе утверждение парламентских биллей сопровождается теми же ветхими формулами на старофранцузском, что и при Эдуарде III в XIV веке. В своем роде и эта рассудительная любовь к сложному государственному церемониалу со всеми его историческими коннотациями — тоже культурный феномен, большой и редкий. Но, надо полагать, в любом случае исчезающий.