Центр искусств имени Дягилева, известный как устроитель многочисленных выставок и недавно подаривший Университету коллекцию современной живописи, отпраздновал в новых стенах Смольнинского института искусств и наук свое десятилетие. С директором и создателем центра ТАТЬЯНОЙ ЮРЬЕВОЙ встретился корреспондент Ъ МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ.
— Чем вы занимались до того, как бросились в казавшуюся авантюрой затею с Дягилевским центром?
— Всю свою сознательную и несознательную жизнь, 25 лет, я преподавала в Академии художеств. Единственное, что мне было жалко, когда я уходила, — это студентов.
— Что было самым ярким событием за 10 лет?
— Трудно сказать. Была бы финансовая возможность, я бы перевернула этот мир. Хватило бы и сил, и ума. Мы первыми выставили Новую академию, первыми на выставке "Мои друзья — герои мифов" (это строка из стихотворения Роальда Мандельштама) объединили неофициальную культуру, разделенную между Европой, Израилем, США и Россией. Ой! Самое яркое — шторм 9 баллов, а я на паруснике "Мир" с выставкой, которую два года мы возили вокруг Европы! Жалко, что мы тогда в Книгу Гиннесса о себе не заявили.
— Праздник дал уникальный шанс увидеть за одним столом десятки звезд независимого искусства: Игорь Орлов и Энвер, Евгений Ухналев и Тимур Новиков, Глеб Богомолов и Елена Фигурина, Владимир Овчинников и Валентин Герасименко. Как удалось собрать стольких индивидуалистов?
— Если бы я торговала лифчиками, то вряд ли сумела бы их собрать. А поскольку я с шестнадцати лет среди художников, то я творческая личность не меньше, чем они. Я никогда никого специально не собирала. Если мне интересен человек, я ищу к нему подход, сижу в его мастерской столько, сколько надо. Они знают, что если какие-то их человеческие поступки меня не устраивают, я говорю им об этом. И они мне говорят. Другое дело, что это дети. Дети. Иногда я чувствую себя воспитателем в детском саду. Но если я им помогаю, то и они помогают мне: без них бы не было центра. Феликс Волосенков прислал мне замечательный тост: "За продолжение, а значит, за продолжение твоей жизни, потому что Дягилевский центр — это и есть ты". А еще у них есть жены, подруги... Но все эти годы я говорю: я не буду слушать, что вы говорите друг о друге. Со мной этого не надо. И сама не отвечаю на вопрос, кого больше люблю. И отношения — идеальные. Это мое товарищество, мое братство.
— Иногда кажется, что Дягилевский центр работает с художниками, вполне сложившимися к моменту его рождения.
— Ничего подобного: новые имена есть. Большое открытие — Владимир Игумнов, Ольга Тобрелутс. Интересны работы Сергея Швенбергера. Да и те, кто работает давно, меняются. Посмотрите на Феликса Волосенкова! А Владимир Духовлинов, а Анатолий Васильев!
— Как вы оцениваете политику города в области искусства?
— Питер жалко. У нас опираются на людей, на которых опираются уже лет тридцать. Посмотрите на комитет по празднованию миллениума, на Творческий союз работников культуры. Там нет никого, кто бы реально действовал в культуре. Никто не поздравил с 85-летием замечательного живописца Александра Батурина, двадцать лет отсидевшего, но с каждым годом работающего все лучше. К новому веку ни черта не сделано. Люблю, когда пользуются моими идеями, еще больше, когда их приписывают себе. Буду счастлива, если понесут и эту идею: должны быть глобальные выставки, "Россия — Америка", "Россия — Франция". Задача центра в максимальной многогранности. У меня прекрасные отношения и с ректором Академии художеств, и с двигателем прогресса, деканом филфака Сергеем Богдановым, с которым мы вечно спорим.
— А ваши отношения со спонсорами?
— Иногда что-то перепадает. Вот на крыше моего дома огромные буквы "Балтика", грех было бы не воспользоваться. Они долго удивлялись, что я не прошу денег. И на юбилей я получила спонсорскую помощь пивом, орешками и сухариками. Еще дружу с фирмой "Ранек", которая подарила мне телефон.
— Собираетесь ли вы продолжать собственные искусствоведческие штудии?
— Скоро выпущу собрание собственных сочинений. Самое мерзкое в этой стране — быть скромным. Нас всегда призывали быть скромными, стоять в строю. Скромность — не та болезнь, от которой я умру.