Конституционный суд проверит нормы ст. 158 Уголовного кодекса (кража) и ст. 227 Гражданского кодекса (находка), которые позволяют привлекать граждан к уголовной ответственности за нарушение правил обращения с найденными вещами. Заявители считают, что их необоснованно обвинили в краже, в то время как они просто решили оставить себе найденный телефон, и апеллируют к советским законам, которые предусматривали специальную ответственность за присвоение найденного. Эксперт видит в происходящем еще одно подтверждение опасного тренда: гражданские правоотношения все чаще пытаются регулировать при помощи уголовного права.
Фото: Сергей Коньков, Коммерсантъ
Фото: Сергей Коньков, Коммерсантъ
Конституционный суд принял к рассмотрению жалобы жителя Ульяновска Виктора Пузрякова и Альбины Галимьяновой из Башкирии, сообщается на сайте суда.
Обоим заявителям «посчастливилось» найти потерянный телефон, но они не стали искать законного владельца, а предпочли сами пользоваться находкой. В итоге обоих признали виновными в краже, но они с такой квалификацией не согласны.
Проблема в том, что суды трактуют как кражу любое обращение имущества в свою пользу, хотя очевидно, что кража — это все-таки активное хищение имущества, говорит адвокат Альбины Галимьяновой Айрат Саитгалин. Он вспоминает, что в УК РСФСР был отдельный состав, предусматривавший ответственность за присвоение найденного (ст. 148.4), и наказание за это преступление было гораздо ниже, чем за кражу, в частности эта статья вообще не предполагала лишения свободы. В новом УК РФ ответственность за присвоение найденного отсутствует, и в течение какого-то времени за такие действия просто не наказывали, хотя Гражданский кодекс и предусматривает обязанность нашедшего чужую вещь принять меры к ее возвращению, как минимум заявить о находке в полицию или органы местного самоуправления. Но привлечение лиц, присвоивших чужое имущество, к уголовной ответственности за кражу противоречит принципу правовой определенности, настаивает адвокат. Тогда уж следует ввести для подобного правонарушения отдельный состав — уголовный или административный, рассуждает он.
Господин Пузряков в своей жалобе напоминает, что наказывать за нарушение правил обращения с находкой как за кражу начали с подачи Верховного суда (ВС), который в 2017 году подтвердил приговор Сегежского горсуда Карелии по делу о пропаже телефона, и это дело оказало существенное воздействие на последующую практику. Тогда осужденная тоже доказывала, что телефон она нашла, но так как потерпевший его не терял, а намеренно оставил с другими вещами в помещении поликлиники, то говорить буквально о находке не приходилось. Однако суд в приговоре связал инкриминируемую ей кражу с диспозицией ст. 227 ГК, которая устанавливает правила обращения с находкой. А после того как ВС РФ признал это решение обоснованным, суды повсеместно начали трактовать такое нарушение как кражу.
Виктор Пузряков считает это произвольным искажением нормы права: любое преступление и наказание за него должны быть определены в законе, а спорная ст. 158 УК РФ не предусматривает возможности привлечения к ответственности за присвоение найденного.
Адвокат Вадим Клювгант убежден, что искусственно плодить новые составы преступлений ни в коем случае не следует. Просто правоприменитель должен четко проводить границу между кражей и некриминальным деянием в виде распоряжения бесхозной вещью, но это каждый раз зависит от конкретных обстоятельств. Проблема в том, что у нас укоренился подход, при котором уголовный закон главенствует над имущественными отношениями, а это вредно, опасно и не в интересах общества, считает господин Клювгант. «Мы все больше хотим регулировать гражданско-правовые отношения при помощи Уголовного кодекса»,— говорит он. Смещение приоритетов в области правового регулирования давно стало одной из ключевых проблем бизнеса, «а теперь добрались и до телефонов», резюмирует адвокат.