В данном случае слово "бредовый" — не ругательство, а почти научный, эстетический термин. Немецкий драматург Гвидо Костер (Guido Koster) своим сочинением отметил очередную апокалиптическую смену тысячелетий, получил за это поощрительную премию имени классика Генриха фон Кляйста (Heinrich von Kleist). Ну и мы приобщились: эта премьера — отголосок прошедших на старейшей петербургской сцене год назад театрализованных читок современных немецких пьес. Спектакль и называется "Отголосок".
Название, естественно, постмодернистское, как и другие компоненты пьесы. Нет сюжета или событий, их замещают воспоминания и фантазии. Вместо реальных лиц — некие маски. За обрывочными репликами, возможно, кроется какой-нибудь смысл. Все необъяснимо. Непонятно, как могло занести нескольких чудаков на заброшенный вокзал. Здание рушится на глазах, характеры уже деконструированы, от жизни остались обломки. Поезда пролетают мимо, не останавливаясь. Драматическое действие — тоже.
Парадокс, однако, в том, что режиссеру Игорю Селину удалось выстроить спектакль из красочных блоков игрового театра разных времен. То, что он раньше придумал для постановок Стриндберга (Strindberg), Мрожека (Mrozhek), Гоголя и Боккаччо (Boccaccio) — сидит, как влитое, на новейших "немецких фарсетках" (так драматург определил композицию своей пьесы — то, что еще в 1923 году называли "монтажом аттракционов"). Цирковыми приемами, акробатическим движением и ансамблевым пением преодолеваются килограммы текста, напечатанного на бумаге, которую разбрасывают актеры вокруг себя по сцене. В спектакле обыгрываются гонг, сирена, слайд-проектор, топор, корыто с водой, диковинные костюмы и так далее. Режиссура состоит из чисто театральных сюжетов, трюков и эффектов, производящих впечатление в любом контексте. Скажем, один из персонажей (глухонемая Эмилия в исполнении Константина Фильченкова) угрожающе зачитывает авторские ремарки и долго, тщательно забинтовывает головы всем персонажам. А это всегда к месту: во-первых, все вокруг рушится; во-вторых, аллегория: мир потерял голову, люди становятся жуткими манекенами; наконец, постмодернистская цитата из "Ревизора" Мейерхольда (господин Селин как раз играл лекаря Гибнера в американской студенческой реконструкции той постановки).
В том, что распечатка пьесы рассыпана на полу, фрейдисты увидят глубокий смысл: не в пьесе дело, театр больше интересуется абсурдистской формой драмы, чем ее конкретными мотивами. Актеры находят много характерных, комических деталей, которыми обыгрывают, согревают, оживляют реплики. Но драматурга, надо думать, волновало "вечное". Пьеса сразу про все, среди тем — религия, национальный вопрос, сексуальность, одиночество и регулярные, как навязчивая идея, воспоминания о социализме, крейсере "Аврора", погромах, Павлике Морозове. Конец света сопровождается пением Интернационала.
По идеологической насыщенности Гвидо Костер может состязаться с Максимом Горьким. Для авангардной драмы, продвинувшейся вперед по отношению, хотя бы, к Александру Блоку или Луиджи Пиранделло, содержание "Отголоска" слишком конкретно, состоит из аллегорий, абсурдистски задекорированных. И поскольку такое "действие" едва ли хотелось делать фундаментом спектакля, актеры играют традиционные маски, и совсем не безлично, как написаны роли. Тут нашлось место и Капитану (Сергей Паршин), и Доктору (Игорь Волков), и Примадонне (Марина Гаврилова), и Коломбине (Юлия Рудина) и паре наглых Бригелл (Юрий Равицкий и Константин Фильченков). Только маски обычно взаимодействуют, а тут существуют параллельно, как включенные на разные каналы телевизоры в магазине. Единственный объединяющий голос принадлежит виолончели — музыкант Григорий Волкович, самый академичный участник спектакля, на самом деле, оказался ближе всех к поэтическому театру, к подлинному авангарду, в котором не то главное, что можно изобразить на сцене в лицах. Все-таки хочется оставить кое-что и воображению, хотя бы картины конца света.
НИКОЛАЙ ПЕСОЧИНСКИЙ
Ближайшие спектакли пойдут 1 и 20 апреля