26-27 марта Петербург посетила звезда мирового кино, испанская актриса ВИКТОРИЯ АБРИЛЬ (Victoria Abril), фильм "101 Рейкьявик" (101 Reykjavik) Бальтазара Кормакура (Baltazar Kormakur) с ее участием был показан вчера, в рамках, проходящих в кинотеатре "Аврора", Дней исландского кино. После пресс-конференции она рассказала, что сейчас снимается в роли ангела, и решительно отказалась давать интервью. Причина — усталость после посещения Москвы и то, что актриса "заранее знает, что все журналисты задают одни и те же вопросы". Однако корреспонденту Ъ МИХАИЛУ ТРОФИМЕНКОВУ все-таки удалось поговорить с госпожой Абриль.
— Почему Москва так утомила вас?
— Я не ожидала, что Москва такая kind и такая пастельная. Во всем мире 24 часа в сутки работает только какой-нибудь мерзкий фаст-фуд. А в Москве мы ночью ели в отличном японском ресторане, а потом были в гей-клубе и в клубе, где девчонки танцуют на стойке, а потом раздевают мужчин. Все-все снимают: и носки, и кальсоны...
— Исландия для русских и для испанцев в равной степени является загадкой. Как бы вы могли в двух словах определить Исландию?
— Исландия — это уважение любого образа жизни. Герой фильма, в котором я снялась, — человек, который не хочет быть кем-то, не хочет становиться лучше. Только в конце у него появляется резон просыпаться по утрам, и этот резон — дети. Наверное, это единственная страна, где уважают даже выбор стать полным ничтожеством. И человека будут рассматривать как необходимого члена общества, даже если он не приносит ему никакой пользы. Когда герой фильма начинает приносить пользу, он перестает быть героем, перестает быть интересным. Кроме того, Исландия — это единственный кусок Земли, сохранившийся в том виде, в каком он был создан Автором. Исландцы — единственные, кто не сошли с ума и не стали переделывать Землю по своему образу и подобию ради своей выгоды. В Исландии можно пить воду из любого источника, она не отравлена. Там очень холодно, но земля горяча, потому что под ней прячутся вулканы. При -15 градусов можно голышом купаться в голубой лагуне. Электричество и горячая вода — бесплатные! Людей с самого рождения держат за ручку и не дают почувствовать себя заброшенными, какой бы выбор они ни сделали: стать компьютерным гением или отбросом. Исландия — это уважение к жизни. Исландия — это холод снаружи и жар внутри. Исландия — это чистота. Я специально поехала туда с детьми, чтобы проверить свой сон. Сон оказался правдой. И Рождество-2000, которое я встретила в Исландии, было лучшим Рождеством в моей жизни, Рождеством в Раю.
— В "101 Рейкьявике" вы играете, и уже не в первый раз, лесбиянку. Делится ли для вас лично любовь на гетеросексуальную и гомосексуальную?
— В любви нет никаких делений. Мы все — дьяволы и ангелы, мужчины и женщины одновременно. В нас заложено все.
— Вам, как испанке, может быть интересно, что в России многие мечтают о "русском Пиночете" или "русском Франко"...
— Нет!
— Вы могли бы в двух словах сказать, чем был для Испании Франко?
— Кастратором. В Испании люди старшего поколения, моя мать, например, до сих пор испытывают страх.
— После смерти Франко в Испании наступила легендарная эпоха, известная как movida — "движение", воплощением которой признано кино Альмодовара (Pedro Almodovar). Что такое "движение"?
— Я застала самое начало, первые три года movida, потому что в 1982 году уехала из Испании. Это было радостное бурление. До того все сидели взаперти, не имели права думать, говорить, делать. Все вышли на улицу, потому что в Испании жарко. Жизнь внезапно стала очень богатой, как у вас после того, как вы вышли из запертого пространства. Все опьянели. Никто и ничто не руководило нами, кроме жажды свободы. Началось освобождение женщины и все такое прочее.
— Бывает ли, что, пересматривая старые фильме, вы жалеете, что какую-то роль сыграли не вы, а, скажем, Бэтт Дэвис?
— Никогда. Я мечтаю только о будущем. То, что сделано, никак меня не забавляет. Я хочу создавать новое из старого.
— Считается, что у испанской культуры уникальные отношения со смертью. Так ли это?
— У нас же есть коррида, которая доказывает, что мы интересуемся смертью. Но в корриде хорошо то, что там есть и смерть, и искусство. Надо не только жить, но и хорошо умереть. Смерть — продолжение жизни. Она нас тревожит, но мы танцуем с ней.