Петербургский Музей политической истории России открыл выставку "Германия: взгляд из России". Она приурочена к совместному визиту в Петербург российского президента и немецкого канцлера.
Двухвековым российским соображениям по поводу Германии привили похвальный, хотя и несвойственный им лаконизм. Скромный плакатик "Kinder--Kueche--Kirche" извещает о традиционных немецких дамских ценностях, гипсовый идол Карла Маркса с разметавшейся бородой служит эмблемой экспортированных теорий, etc. Удалили же самое фундаментальное: из XIX века — мучительные русские попытки концептуально примирить стихии высокого германского духа и немецкого же мещанства, из ХХ — рефлексию по поводу общего тоталитарного прошлого. Взамен Музей политической истории предложил иной стержень — в бесхитростном соответствии со спецификой собственной коллекции. В советское время его собирали прежде всего как музей интернациональных революционных движений. Русская Германия излагается именно с этой точки зрения.
Национальные признаки здесь теряют вес и смысл. По давней русской традиции немцем называют всякого иностранца вообще; на выставке реальная Германия становится синонимом не просто другой страны, но некоего параллельного мира, сказочного "того света". Эта Германия терпимо прячет поколения русских маргиналов. Там публикуют по-русски то, что сможет выйти в России только через сто лет. Оттуда ввозят нелегальную литературу. Немецких книг требуют узники петербургских тюрем: пусть это будет политически безобидный Гете, но все-таки на том языке, из той типографии. И так все два века. Реальное время снято, история движется мифическими циклами.
Социал-демократы, бегущие от царской полиции, рифмуются с эмигрантами, бегущими от советской власти, а те, в свою очередь,— с высланными советскими диссидентами. И все выпускают какую-нибудь литературу (основное содержимое нынешних музейных витрин). Переход государственных границ в каждом случае настолько неощутим, что к концу выставки эта Германия начинает стойко восприниматься некой потусторонней Россией.
Получается история тоскливого и мечтательного влечения маленького человека к сильному государству, которому все было бы нипочем. Чтобы развитая промышленность всегда позволяла печатать нелегальную литературу с высоким полиграфическим качеством. Чтобы революционные всплески и подпольные явки превратились в санкционированный вид экстремального спорта. А к тем, кто заигрался слишком, государство озабоченно ринулось бы на помощь с коробкой продовольственного армейского пайка.
ЮЛИЯ ЯКОВЛЕВА