В Русском музее открылась выставка к 100-летию со дня рождения Николая Акимова

В Строгановском дворце, филиале Русского музея в Петербурге, открылась выставка к 100-летию со дня рождения Николая Акимова. Знаменитого ленинградского режиссера чествуют как художника не без оснований: Акимов был и профессиональным графиком. Но в музейном ракурсе видно, что всерьез вспоминать об этом стоит только под большой юбилей. В остальное время Акимова лучше оставить истории театра.

Выставка в Русском рассказывает историю формализма, придушенного в одном отдельно взятом художнике. Николай Акимов — одна из центральных фигур ленинградской интеллигентской мифологии. Создатель и руководитель знаменитого Ленинградского театра комедии, художник театра и кино, учитель нескольких поколений студентов театрального института, Акимов стоит в неписаной иерархии городских легенд где-то между Хармсом, Олейниковым, Шварцем, с одной стороны, и Маршаком, Лебедевым, Товстоноговым — с другой. Как и первые, он склонен к гротеску, парадоксу и рискованной сатире, за что не раз и пострадал. Как последние — прощен за формализм, вписан в совистеблишмент, при жизни возведен в классики.
Его театр не был настолько революционен, чтобы занять место рядом с театрами Мейерхольда или Таирова, но сам Акимов, безусловно, являлся культурным героем, прямо скажем, мрачных ленинградских 30-40-х. Акимов-художник родом оттуда же, из легендарного ленинградского формализма, даже с еще более глубокими корнями.
Сперва он учился в Новой художественной мастерской у Добужинского и Яковлева с Шухаевым, потом во ВХУТЕМАСе. Хорошая школа осталась у него на всю жизнь, как и графическая закалка, полученная во время работы в издательствах. Однако смена художественной ориентации с изобразительного искусства на театр остановила его на полпути. А он вполне мог бы стать крепким книжным графиком второго плана — хотя и сильно позади блиставших тогда Лебедева, Конашевича, Тышлера.
Десятки портретов, которые составляют основу экспозиции, построены на одном визуальном приеме, интерес к которому иссякает почти сразу, а отличить героев друг от друга могут заставить только их громкие имена. Изящное решение — гладкие, лощеные лица и фигуры — от многократного повторения затвердевает в маску, от перемены лиц под которой ничего не меняется. Если сознательно искать в этой серии портрет города или времени, можно, конечно, сказать, что это время унифицировало людей и театрализовало их внешнюю жизнь. Но, право, это будет значительным преувеличением.
К такой застылости однажды найденного художественного приема приходят, как правило, удачно начавшие дилетанты. Акимов дилетантом не был, но был поглощен театром. Кураторы выставки пытаются выстроить образ чуть ли не ренессансного масштаба. Но даже если бы Акимов был лучшим художником, чем оказался на поверку, до современников ему явно не дотянуть. Здесь уместен скорее другой сюжет — скромный художник нашел себя в театре и стал известным режиссером. Всю жизнь он не переставал рисовать и написал массу портретов друзей и коллег, сам сочинял костюмы, декорации и афиши своих спектаклей. Первая профессия не столько развивалась сама по себе, сколько дала его театру особый изобразительный язык. То есть во многом сформировала акимовский театральный стиль — парадоксальность и графичность. Таким вошел в историю Николай Акимов, режиссер, способный превратить "Гамлета" в фарс, любивший превращать людей в тени и оживлять вещи. И в этой истории ему совершенно не нужно быть хорошим художником — у него там и так очень почетное место.
КИРА ДОЛИНИНА
Выставка работает до 7 мая.