В минувшее воскресенье в БКЗ "Октябрьский" открылись Дни Вологодской области в Санкт-Петербурге. На открытии состоялась премьера рок-балета на музыку Юрия Шевчука "Я получил эту роль".
Пожилой конферансье в бабочке, старательно интонируя, объявил начало балета "по мотивам творчества легендарной группы 'ДДТ'" и вкратце передал суть: герой "движется от рождения по конвейеру жизни к храму, к войне" и еще куда-то. Очень хорошо, что он это сказал: ведь следующий час на сцене только танцевали. Главный герой, бородатый мужчина в черном, постоянно катался по сцене в подобии эпилептического припадка, обхватив голову руками.
Схватиться за голову было от чего: 20 череповецких артистов носились вокруг под гремящую фонограмму шевчуковских песен. Зная легендарную группу, можно предположить, что речь шла о судьбах Родины. О том же свидетельствует и реквизит: красное знамя, черные шинели, инвалидная коляска, скоморошьи бубенчики. Но куда же движется несчастная Россия, корреспондент Ъ, например, так и не понял. Публика, кажется, тоже не вполне понимала, но знакомым песням хлопала.
Во втором отделении группа "ДДТ" выступала самостоятельно, и тут стало ясно, что для театра Юрий Юлианович не потерян. Он появился в белой рубашке и при галстуке. Зачем, спрашивается, Шевчуку галстук? Ответ прост и известен всякому, когда-либо бывавшему на стриптизе. Чтобы порвать на груди рубаху, надо сначала ее надеть. Разрыв рубахи произошел ближе к финалу. Охрана "Октябрьского" не позволяла никому не то что танцевать, но даже приподниматься с насиженных мест. И все для того, чтобы народный певец смог прервать на середине популярную песню и тихо сказать: "Эй, парень в пиджаке, сядь, пусть люди танцуют". После чего парень в пиджаке, конечно, сел, а люди, наоборот, встали.
Из новых песен, длинных и однообразных, выделялась композиция, посвященная Борису Гребенщикову. Текст был полон тонкой иронии ("Как там тебе в золотом Катманду?") и исполнялся соответственно: Шевчук попытался по-гребенщиковски заблеять. Припев начинался словами "Спой, БГ, про любовь в раю...", а заканчивался "...а про смерть я и сам спою". Таким образом, создан уникальный прецедент публичного раздела сфер влияния в рок-музыке. Осталось выяснить реакцию господина Гребенщикова.
Под конец не обошлось, разумеется, без "Родины-уродины". Запевая "Эй, начальник!", певец традиционно воздел руки к небу и поднял голову. По роковому стечению обстоятельств именно там, наверху, находилась престижная ложа, в которой сидели остатки чиновничьей делегации в серых пиджаках. И кажется, Шевчуку оттуда приветливо помахали.
СТАНИСЛАВ ЗЕЛЬВЕНСКИЙ