Сегодня в Доме кино великая документалистка, 98-летняя Лени Рифеншталь (Leni Riefenstahl), встретится с участниками XI Международного фестиваля "Послание к человеку". Во вторник прошел закрытый просмотр ее шедевра "Триумф воли" (Triumph des Willens, 1935).
Снимая фильм о нацистском "съезде победителей" в Нюрнберге в сентябре 1934 года, а затем — о Берлинской Олимпиаде 1936 года, госпожа Рифеншталь, знаменитая актриса и танцовщица, автор романтических горных драм, повиновалась естественному режиссерскому инстинкту, а вовсе не нацистским убеждениям. Не состоявшая в НСДРП, очищенная в пору послевоенного сведения счетов от обвинений в нацизме, она никогда не была расисткой, что доказывает хотя бы ее любовь к африканским племенам, которые она фотографирует и снимает в последние десятилетия. В 1934-1936 годах у нее была уникальная возможность запечатлеть события всемирного масштаба при помощи десятков операторов, самолетов, катеров, любых технических приспособлений: для съемок подъема флага был выстроен, например, специальный лифт.
"Триумф" — прорыв к новому киноязыку, фильм, находящийся в непрерывном движении, не сопровождаемый при этом никаким авторским комментарием: говорит и показывает обезумевшая эпоха. Начальные титры о том, что было "до", помещают происходящее в исторический контекст. Современный зритель, взирая на ухарские забавы юных гитлеровцев, не может не думать о том, что было "после". Фильм становится свидетельством того, как нация сливается в коллективное тело, вступает на путь к самоубийству. Директор фестиваля Михаил Литвяков прав, когда запальчиво восклицает: "Это же антифашистский фильм!".
Но усилиями властей и общественности историческое событие чуть не превратилось в праздник общей беды. Страсти развязал запрет на показ "Триумфа" в "Авроре". Показ другого шедевра режиссера, "Олимпии" (Olympia, 1938), прошел там же без инцидентов, хотя Гитлера на экране хватает. Неспортивные критики похрапывали, историки изумлялись тому, как дружно французская и греческая делегации салютуют фюреру вздернутыми руками, эстеты наслаждались античной красотой атлетов, оживающих, подобно статуям, в прологе. Кажется, самим чиновникам так неловко за свою застенчивую цензуру, входящую, впрочем, в национальную моду, что имя инициатора запрета с полной определенностью назвать невозможно. Очевидно, что он исходил не от комитета по культуре, а из аппарата одного из вице-губернаторов. В голосе господина Кошелева, заместителя председателя комитета, звучала неподдельная обида, когда он ответил на вопрос корреспондента Ъ: "Я уже 12 лет не работаю в КГБ".
"Бумажный тигр" "нацистской провокации" пригрезился и прогрессивной общественности. В 20 часов во вторник можно было наблюдать цирк у Цирка. Попавшее, как кур в ощип, руководство фестиваля приняло беспрецедентные меры безопасности, которые потребовались только для того, чтобы отсечь некоторое количество штатных тусовщиков, которые ходят на любое громкое мероприятие. Зато дежурство у входа в Дом кино заняли пять пикетчиков от "Мемориала": пожилой джентльмен, юные барышни. Плакаты с надписями "Обыкновенный фашизм", "Shame", "Nazis, raus". Нацистов, которым предлагали убраться, замечено не было, однако пикетчики стояли с отрешенным видом мучеников и не признавались, видели они крамольный фильм или нет. В начале девятого одинокий и пьяный лысый клоун, объяснявшийся почему-то по-английски в любви к нацизму, покусился на один из плакатов, но был тотчас же обезврежен. Дождавшись "провокации" и посмотрев на часы, пикетчики удалились. Вопреки всем правилам протеста, поскольку иностранные VIP-ы застряли по пути из Петергофа, опоздали на полчаса, сеанс задержался, и входили они уже в тихий и благостный Дом кино.
Идиотизм происходящего могли оценить те, кто сумел увидеть фильм. Единственное, что может объяснить запрет — неизбывный страх перед историческими параллелями. Шабаш в Нюрнберге как две капли воды похож на ритуалы КПСС. А патриотическая риторика гитлеровского "Политбюро" о возрождении Германии, о родине, о национальной идее, о единстве народа и вождя, была понятна даже тем, кто не озаботился о наушниках для перевода: эти слова и интонации, с которыми они произносятся, не сданы в архив и поныне. Если последовательно выжигать пропаганду, то тогда стоило бы запретить показанную в тот же день чудовищную "Колыбельную" (1937) Дзиги Вертова. Он-то, в отличие от Рифеншталь, насилует реальность, заставляя детей петь о любви к Сталину. Так и ждешь финального титра: "На съемках ни один ребенок не пострадал".
А в баре Дома кино хохотал главный редактор "Новой русской книги" Глеб Морев: "Я всю Лени Рифеншталь посмотрел в Иерусалиме. А вот Вагнер, которого сегодня дают в Мариинке, в отличие от нее, в Израиле запрещен!".
МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ