Размышляя о будущем Украины, на Западе заговорили о целесообразности нового «плана Маршалла» для этой страны. Прежний такой план (официально — «Программа восстановления Европы») был разработан и запущен администрацией Гарри Трумэна три четверти века назад и до сих пор считается одним из самых успешных проектов постконфликтного восстановления.
Андрей Кортунов
Фото: Дмитрий Духанин, Коммерсантъ
Андрей Кортунов
Фото: Дмитрий Духанин, Коммерсантъ
При этом было бы неверным считать «план Маршалла» безразмерным источником финансовых ресурсов, вливавшихся в экономику Западной Европы. Его значение состояло не столько в абсолютных объемах помощи, сколько в том, что этот механизм помог запустить процессы экономического возрождения Европы.
Применительно к нынешней ситуации это предполагает, что иностранная помощь как таковая едва ли может стать единственным или даже основным драйвером постконфликтного развития украинской экономики. Если представить, что вопрос о «плане Маршалла» для Украины был бы поставлен в практическую плоскость, то он не смог бы заменить внутренние реформы, а стал бы лишь одним из инструментов содействия им.
Кроме того, с источником финансирования восстановления Западной Европы в конце 40-х — начале 50-х годов прошлого века все было понятно. США находились в зените своего экономического и финансового могущества, а потому могли относительно безболезненно выделить $13 млрд европейским странам. Существенная часть этих ресурсов возвращалась в США в виде закупок европейцами американских товаров и услуг. Но и в те далекие времена Вашингтон начал сворачивать помощь Европе, как только деньги потребовались на ведение войны в Корее.
Сегодня США обременены гораздо более серьезными финансовыми проблемами, и ожидать от Вашингтона «аттракциона невиданной щедрости» уже не приходится. Что же касается Евросоюза, то его финансовое положение вообще оставляет желать лучшего.
Приходится рассчитывать на средства российского Центробанка, замороженные на Западе. Сделать решительный шаг от заморозки к конфискации пока не получается, но, вероятно, этот шаг будет рано или поздно сделан. Однако на эти российские средства есть немало других претендентов. Финансовую компенсацию хотели бы получить страны, приютившие у себя украинских беженцев, а также и те, кто больше всех пострадал от санкционной войны с Москвой. Так что на деле $300 млрд замороженных российских резервов — это отнюдь не бездонная бочка, из которой можно черпать деньги по своему усмотрению.
Вытянуть из РФ значительные дополнительные средства, чтобы выйти на заявленный уровень в $600–800 млрд, можно было бы лишь на фоне полной и безоговорочной капитуляции России, которая явно не просматривается.
Отметим еще одну особенность «плана Маршалла». Эта программа была запущена через два года после завершения Второй мировой войны, когда в Европе не только полностью прекратились боевые действия, но и в целом определился послевоенный европейский порядок. В случае с Украиной успешный «план Маршалла» был бы возможен лишь после окончания конфликта и восстановления хотя бы минимального уровня стабильности на Европейском континенте. Пока же каждый новый день конфликта не только ведет к новым человеческим жертвам, но и все дальше отодвигает перспективу постконфликтного восстановления страны.