В Эрмитаже открылась выставка американского скульптора Луиз Буржуа. Петербург стал первым пунктом ее северного турне: в феврале выставка уедет в Хельсинки, оттуда в Стокгольм, а затем в Осло.
Луиз Буржуа (Louise Bourgeois) 90 лет, и она — один из самых знаменитых скульпторов ХХ века. Она родилась во Франции, изучала философию и математику в Париже, в 1938 году вышла замуж за искусствоведа и поселилась в Нью-Йорке, в 1940-е, лучшие для занятий искусством в Америке годы, когда война перебросила через океан европейских интеллектуалов, Луиз Буржуа стала рисовать и лепить и с тех пор не сходит со сцены.
Сама она, дочь реставраторов шпалер, считает паука лирическим воплощением собственной матери-мастерицы и вообще средоточием терпения, трудолюбия, искусности. Конкретикой именно этого сорта (пауки--ткачество--шпалеры--детство--мать--терпение), как правило, и питаются рассуждения о творчестве Луиз Буржуа. Пытаются перечислить отозвавшиеся в нем посторонние эха: Бранкузи, Леже, Матисс, Мондриан, Боннар, Пикассо, Дерен, Поллок, Джакометти.
Посреди списка спотыкаешься: влияния столь разных художников неизбежно должны взаимно уничтожить друг друга. Пытаются поставить в границы стиля, но называют несовместимые сюрреализм, абстрактный экспрессионизм, концептуализм, конструктивизм, футуризм. В конце концов, примирительная этикетка была найдена: "энциклопедия современного искусства". Сама Луиз Буржуа называет себя коллекционером пространств и воспоминаний. Для художника, большую часть жизни прожившего в модернистском ХХ веке, это вряд ли лестно: "энциклопедическая", "коллекционерская" практика подразумевает отказ и от собственной индивидуальности, и от поисков нового. Тем не менее Луиз Буржуа прославилась еще до того, как придумали постмодернизм, введший в обычай все, что она делала до сих пор. Странность эта на эрмитажной выставке рассеивается. Луиз Буржуа выручил как раз непримиримый индивидуализм. Движения шестидесяти лет не ощущаешь: однажды найдя образ киплинговской "девочки-которую-нужно-отшлепать-за-то-что-она-такая-шалунья", художница решительно переводит в эту тональность любую стилистическую проблему. Абстрактно экспрессионистские рисунки сделаны на разлинованных или нотных листах, прикидываясь каракулями в школьной тетрадке. Она отдает должное каррарскому мрамору, но с не меньшим удовольствием пускает в ход бусинки и грубо сшитые лоскутки. Инсталляция, посвященная отцу, напоминает уютно румянящиеся в печи хлебы. Называется она "Разрушение отца". "Я начала заниматься искусством, потому что оно отгораживало меня от тяжелых обеденных разговоров, когда мой отец рассуждал, какой он добрый и замечательный. Я брала белый хлеб, смачивала его слюной и лепила фигурку отца. Когда фигурка была готова, я начинала отрезать ее руки и ноги ножом". Детство понимается широко: как архаически наивный взгляд на мир.
Выбирая подходящее место, Эрмитаж логично поселил экспозицию возле залов скифского искусства. Стилистическая всеядность Буржуа, столь отрадная ее исследователям, оборачивается не столько историей искусства, сколько историей ХХ века. В ней, как в кривом зеркале, отражены все культурные мифы столетия. Психоанализ, структурализм, феминизм, концептуализм — болезни века, пережитые и обыгранные в вещах Буржуа. Ее искусство — искусство образованной девочки из хорошей семьи, которой повезло родиться в 1911 году, но жить пришлось в безумном послевоенном мире. Искусство ироничное — но больше с черным юмором. Умное — иногда в ущерб пластическим достижениям. И оттого до сих пор актуальное — слишком хорошо описывается словами, чтобы быть отосланным в классику. Буржуа раньше многих скульпторов поняла, что идея важнее формы. И сейчас в образе морщинистой старухи с язвительной улыбкой на устах может смеяться над собой и миром — она победила свое время.
ЮЛИЯ ЯКОВЛЕВА, СОФЬЯ АНДРЕЕВА
В Зимнем дворце до 13 января 2002 года.