В Петербурге и Москве выступил знаменитый барочный ансамбль Il Giardino Armonico (Милан). За дерзкое неакадемическое исполнение музыки XVII-XVIII веков его считают "аутентичным авангардом". С лидерами ансамбля флейтистом Джованни Антонини (Giovanni Antonini) и лютнистом Лукой Пьянкой (Luca Pianca) поговорил БОРИС ФИЛАНОВСКИЙ.
— А что вы подразумеваете под "итальянским" и под "виртуозом"? Наверное, можно сказать, что итальянцы всегда завоевывают, покоряют публику — и речь не только о технике, но и о духе "брильянтности", о блеске. Но не всегда можно определить, что такое национальная школа. К тому же Италия — страна большая и весьма неоднородная.
— Вы играете французскую музыку, которая во многом противоположна итальянской?
— Мы только что записали видео с музыкой Рамо (Rameau), Форкре (Forquerais) и Маре (Marais).
— В каких пределах варьируется ваш состав?
— От трех до двадцати пяти человек.
— Приглашаете ли вы дирижеров, как другие аутентичные оркестры без главного дирижера, например, Akademie fuer Alte Musik Berlin или Concerto Coeln?
— Никогда. Это наша суть — именно ансамблевая игра, без палочки. Только однажды нами дирижировал Густав Леонхардт (Gustav Leonhardt).
— Значит, вы не участвуете в постановке опер, где без дирижера не обойтись?
— Мы участвовали в постановке "Орфея" Монтеверди (Monteverdi) и "Агриппины" Генделя (Haendel). А дирижировал Джованни Антонини.
— Повлияла ли на ваш стиль современная академическая и неакадемическая музыка?
— На подсознательном уровне влияние всегда ощущается. Но мы ничему не подражаем. Просто мы живем сегодня.
— Насколько вас вообще волнует вопрос аутентичности — "как это звучало тогда"?
— Смотря что под этим понимать. Трудно выяснить, как играли тогда, еще трудней это проверить и воспроизвести. Да и зачем? Ну, узнаем мы, "как это было", — все равно копирование не есть творчество. А если не копировать, зачем знать? В игре музыканта, что бы он ни играл, необходимо присутствует сумма влияний и примет его времени. Поэтому проблема подлинности не имеет права на жизнь. Важна не только буква, но и дух музыки. Когда в 40-50-е годы великие дирижеры играли баховские "Страсти", они пропускали их сквозь фильтр своих позднеромантических представлений и чувств. Мы же пытаемся достичь понимания музыки в ее первозданном виде. Но нельзя сделать бывшее небывшим: романтизм в истории был. Положим, нам присущ романтизм, и от него невозможно избавиться, но было бы неправильным возводить его в стиль, хотя бы потому, что он и так всегда пробьется и будет услышан.
— Какую самую позднюю музыку играл Il Giardino Armonico?
— Моцарт (Mozart), Гайдн (Haydn). Лет десять тому назад мы исполняли Серенаду ор.24 Шенберга (Schoenberg), причем Джованни играл на кларнете, а Лука на гитаре.
— Вы работаете в архивах?
— Это часть нашей практики. Мы находим много музыки XVIII века. Впрочем, нетрудно откопать еще одно забытое произведение; трудно придать ему современное острое звучание, к чему мы всегда стремимся.
— Как вы относитесь к переизбытку посредственной музыки из архивов, которая грозит захлестнуть музыкальный рынок?
— Потребление музыки рыночно сориентировано. Сравнивая произведения, слушатель забывает, что барочная музыка четко подразделялась по ситуативному признаку. Была Tafelmusik, застольная музыка, и была "музыка для размышлений", более высокого качества, поизысканней. А опера вообще была синтетическим жанром, к воздействию музыки присоединялись сценические эффекты. Нельзя все это смешивать: часто музыка оказывалась частью более богатого целого и могла позволить себе быть не столь "интересной".
— Любая музыка звучит у вас как Tafelmusik, но это пир ума и сердца
— Почему бы и нет? Был ведь такой итальянский жанр — banchetto musicale...
— Кто из аутентичных исполнителей вам наиболее близок?
— Musica Antiqua Koeln, Николаус Арнонкур (Nikolaus Harnoncourt). А наши антиподы — английские ансамбли и оркестры.
— Откуда идет ваша знаменитая свобода?
— Мы питаемся традициями, которые существовали в Италии в XVII веке. Но главное — нам просто нравится так играть.