В пятницу завершился четвертый Фестиваль независимого кино "Чистые грезы". Главным его событием стала ретроспектива МИКИ КАУРИСМЯКИ (Mika Kaurismaki), прославленный финский режиссер ответил на вопросы корреспондента Ъ СТАНИСЛАВА ЗЕЛЬВЕНСКОГО.
45-летний Мика творит в тени младшего брата Аки (Aki). Тот слывет гением, а два гения в одной семье — многовато. Но именно благодаря ему феномен "братьев Каурисмяки" стал яркой составляющей мирового кино. Он колесил по миру, дружил с американскими киноидолами и, наконец, обосновался в Бразилии. Выбрав страну, менее всего похожую на его родину, Мика доказал: Каурисмяки, как "Ленинградские ковбои" или Бивис и Баттхед, "сделали Америку" — а значит, весь мир.
Финские самородки снимали в стиле, прославившем Джармуша и Хартли, раньше, чем американцы. Они соединили нежный реализм "новой волны", медитативный ритм Вендерса и лаконичность Сэмуэля Фуллера в трагикомедиях о запутавшихся парнях, шатающихся по мерзлому Хельсинки. Герои носили длинные волосы и черные очки, много пили, красиво прикуривали, слушали дурацкий рок и звали официанток Аннами-Каринами. Они все время куда-то ехали, но натыкались на тех же громил, которым задолжали, на тех же потертых блондинок, с которыми расстались. Просто ехать было некуда.
В Америке фильмы Мики стали более глянцевыми. В "Тигреро" Сэмуэль Фуллер с Джармушем, не снимающим майку "Ramones", отправлялись в Амазонию, где Фуллер 40 лет назад снимал индейцев караджи. В "Лос-Анджелесе без карты" оживал плакат с Джонни Деппом. Но несмотря на участие знаменитостей и периодические хеппи-энды, главные мотивы — все те же. Жизнь грустна. И куда бы ни отправился неприкаянный герой — в трущобный Стамбул или лощеный Лос-Анджелес, он натыкается на тот же бар, те же линялые обои, те же печальные лица, что в любом пригороде Хельсинки.
— Чувствуете ли вы ответственность за то, что Каурисмяки — единственная финская фамилия, известная в мире?
— Есть еще Мика Хаккинен (автогонщик. — Ъ). Исследования говорят, что самые знаменитые финские имена — Хаккинен и Каурисмяки. Это льстит и показывает, какая Финляндия маленькая страна. К нашим фильмам проявляли иногда слишком много внимания. Масса людей работают, делают важные вещи, но о них не говорят. А какой-нибудь вшивый актеришка приковывает внимание. Я, конечно, не имею в виду, что мы такие уж вшивые.
— Считаете ли вы себя причастным к национальной традиции, или вы — человек полностью космополитичный?
— Я хотел бы относиться к национальной традиции, но... Я учился в Германии. И когда вернулся в Финляндию, там ничего не происходило. Было бы отлично, если бы были старые мастера, великие режиссеры, традиция, но нам с братом пришлось самим все придумывать. Я не считаю себя особенно "финским".
— Ваши герои мечтают об отъезде, вы и сами уехали. Неужели Финляндия — такая скучная и депрессивная страна?
— Я люблю Финляндию, но она очень изолирована, а я хотел бы увидеть больше. Финские чиновники однажды разослали письмо по заграницам, чтобы там не показывали наши фильмы. Они "искажают имидж Финляндии", чересчур меланхоличны.
— Чем привлекла вас именно Южная Америка?
— В Европе все истории происходят "внутри" и давно уже известны. А в Бразилии выходишь с камерой на улицу и получаешь новую историю.
— Верите ли вы в культурную глобализацию?
— Люди хотят и объединения, глобализации, и разделения, независимости. Например, в Голливуде ничего не происходит, ничего не создается. Все новое, настоящее приходит извне. То же и в музыке, и в бизнесе. События будут развиваться по смешанному сценарию.
— В чем притягательность road-movies, где парень просто едет на машине, смотрит в окно?
— Road-movie — прямое продолжение вестерна, где парень едет на лошади и тоже ничего не происходит, кроме поиска свободы.