Ночью с воскресенья на понедельник на 83-м году жизни умер в петербургской больнице драматург Александр Володин. Лауреат Государственной премии России, премии "Триумф" и национальной премии "Золотая маска" в номинации "За честь и достоинство", призер международных кинофестивалей в Венеции и Сан-Себастьяне, кавалер ордена "За заслуги перед Отечеством" второй степени — все это правда. Но как-то не про него. Про него другое — его все любили. Об Александре Володине — из Санкт-Петербурга писатель МИХАИЛ БЕРГ.
Александра Володина любили даже те, кто ему завидовал,— драматургу, сделавшему для советского театра больше, чем этот театр заслуживал. Потому что быть таким неамбициозным при такой славе — значит не ощущать ее. А зачем она, такая слава, нужна и чему завидовать? Пусть мучается. И он мучился, одновременно все и, кажется, всех любя. В ответ любили и его, потому что это было легко даже тем, кто не любит театр, не видел знаменитых спектаклей по его пьесам в московском "Современнике" или у Товстоногова в БДТ и даже не слышал о них.
Эти постановки всегда были событием. Как можно было реформировать бесконечно лживый, фальшивый, пропагандистский советский театр? Драматург Володин внес в него ту максимальную искренность и новизну, которая могла быть не отторгнута, и после него этот театр стал другим. Не Беккет, не Ионеско, не Мрожек повлияли на советский театр, а он, Володин, потому что абсурдистов все равно не ставили, да и говорили они для немногих, а Володина — не трибуна, не пророка, человека с канонической биографией: фронтовик, в тридцать лет окончивший Институт кинематографии,— ставили, и он оказался тем, кого ждали.
Естественно, его любили те, кто по многу раз в кино или вечерами по телеку смотрел его фильмы "Звонят, откройте дверь!", "Пять вечеров", "Осенний марафон". В них всегда было что-то от него самого — трепетная неуверенность, камерность без манерности и ум без пафоса и нажима. Есть редкий талант — быть почти в равной степени талантливым и уместным на разных уровнях, и Володин прочитывался снизу доверху: сельские учительницы плакали, диссиденты видели свое, начальство соглашалось толковать его сюжеты как конфликт свободного нравственного чувства с догмами мещанской морали.
Конечно, можно задаться вопросом: чтобы было б, не превратись в свое время родившийся в славном городе Минске Саша, Александр Моисеевич Лифшиц, в Александра Володина. В его удивительно цельной и невероятно естественной жизни это был, пожалуй, единственный игровой ход. И он выиграл — и вместе с ним многие.
Уход Володина — невосполнимая потеря не для российского театра или кинематографа, не для ПЕН-клуба или Союза писателей, а для жизни, с трудом рождающей и тем более позволяющей выжить таким людям. Не Учитель, не Праведник, но себя жалел меньше, чем других. Говорить с ним было больно и приятно. Выпить любил. Стихи писал. Женщины обожали его.