Полный абстракционизм

В Государственном Русском музее открылась выставка "Абстракция в России: ХХ век". Самая большая (экспозиция развернута в двух зданиях музея — корпусе Бенуа и Мраморном дворце), самая открытая (кроме Русского и Третьяковки на выставку дали свои вещи 150 художников), самая необозримая (800 работ) и самая неудобоваримая выставка Русского музея за последнее десятилетие. Подвергнуть себя испытанию абстрактным искусством решилась обозреватель Ъ КИРА ДОЛИНИНА.

Много лет я критиковала Русский музей за гигантоманию, убивавшую его выставки. Импрессионизм, романтизм, символизм, красный цвет — всего этого в русском искусстве неизменно оказывалось слишком много. Сегодня понятно, что это были почти камерные проекты. Истинная гигантомания пришла в Русский музей только сейчас. 800 абстрактных работ за раз, три четверти которых относятся к 60-90-м годам и мало знакомы публике,— хотела бы я посмотреть на человека, который способен честно все это осмотреть.
Мои опасения оказались наивными — честно осматривать все это совершенно не обязательно. Фундаментом подобной выставки неминуемо должен был стать классический русский авангард. Но классиков Русский музей не набрал и на три полных зала, так что конструкция оказалась шаткой с самого начала. Хлебнув сначала беспощадно перемешанных, но все-таки бесспорных Кандинского, Малевича, Розанову, Татлина, Филонова, Родченко, Попову, Экстер, Бруни, зритель попадает под странноватый дождь искусства 60-90-х, отбор которого явно велся лишь по одному признаку — чтобы было больше имен. Да, Инфантэ, Шварцман, Штейнберг, Михнов-Войтенко, безусловно, здесь на месте: и на самой выставке, и в фондах музеев. Хороши также, например, Леонид Борисов или Алена Кирцова. Десятки других художников тоже, без сомнения, абстракционисты. Но развешенные бессистемно, с неожиданными вкраплениями вещей, которые к абстракции никак уже не относятся, они представляют собой сплошное месиво слабых и натужных работ.
Абстракцию трудно показывать в России. Широкая публика не следила за развитием абстрактной живописи на Западе — ни тогда, когда "абстракцистов" проклинал Никита Сергеевич Хрущев, ни тем более после, когда чистая абстракция уже вышла из моды. Еще овеянная героической славой русского авангарда, она воспринимается легко, но поздний, советско-российский абстракционизм неизменно рождает у зрителя подозрения в обмане, мистификации.
Однако в этом непонимании зрителю можно помочь — и, строго говоря, именно это должно было стать целью выставки. Вся абстракция беспредметна, но вся она разная, построена на полярных иногда теориях. Так было с момента ее возникновения, и, проследив различия, можно понять суть явления. То, что на выставке в Русском из авангарда сделан винегрет,— непростительная небрежность.
Допустим, отсутствие на выставке "Черного квадрата" можно оправдать тем, что он, как всегда, гастролирует за рубежом. Гораздо важнее концептуальные просчеты. Без определения различий между естественной созерцательностью Кандинского, футуристическим "всечеством" Ларионова, тяжеловесным супрематизмом Малевича, органикой Матюшина, аналитизмом Филонова, светоносностью Розановой, идеологизированным конструктивизмом Родченко невозможно понять абстракционизм. Не видя разницы здесь, тем более не найти ее и дальше. И тогда абстракционизм из художественного течения плавно переходит в разряд декоративного искусства, которым хорошо украшать стены офисов и вестибюли общественных зданий, но только не залы Русского музея. Выставка открыта до марта 2002 года. Параллельно с выставкой в Русском музее в 22 галереях Петербурга открыты выставки абстрактного искусства (см. http://www.rusmuseum.ru/ru/Abstract/).