В кинотеатре "Аврора" с аншлагов начался прокат фильма Алехандро Аменабара (Alejandro Amenabar) "Другие" (The Others). Это уже второй фильм о жизни мертвецов, всколыхнувший за последнее время мировую кинообщественность.
Автор "Шестого чувства" Найт М. Шьямалан наверняка кусает локти от зависти. О нем напрочь позабыли, у всех на устах имя уже другого амбициозного провинциала — 30-летнего испанца Аменабара. Критики в восторге, народ валит валом, в Голливуде, как это водится, уже сняли ремейк предыдущего аменабаровского фильма. А ведь это он, Шьямалан, придумал гениальную фразу "мама, я вижу мертвецов", которая является ключевой в "Других". И фабулу — практически целиком. Да и вообще, организовал моду на все это "кино с секретом" — коммерчески безупречный подвид фильмов, когда на последней минуте зритель выясняет, что ему два часа морочили голову и покупает билет на следующий сеанс.
А то, чего не придумал Шьямалан, еще раньше придумал для Алехандро щедрый Хичкок. Аменабар этого и не скрывает, у него в картине хичкоковские страна, время, костюмы, музыка, освещение и даже героиня: Николь Кидман (Nicole Kidman) превратилась в платиновую блондинку, очевидный клон Грейс Келли, и зовут ее, чтобы не ошибиться, Грейс.
Жанр вроде бы тоже хичкоковский — саспенс, но тут уже не все так просто. Старик Хич всегда обходился рациональными историями, не прикрывая сюжетные дыры маскировочной сеткой мистики. Поскольку мистический триллер как правило отдает жульничеством. Не знает, типа, режиссер, как тот или иной факт объяснить — и объясняет необъяснимым. А людям ведь в глубине души хочется смотреть про людей, а не про мертвяков всяких — иначе это уже не кино, а компьютерная игра. Если герой слышит странные стуки, и валит все на нечисть, а в финале выясняется, что так оно и есть, какой тут смысл? Гораздо интереснее, если окажется, что у соседей чинили проводку.
В "Других" с самого начала постулируется: в огромном доме, где обитает явно чокнутая Грейс с двумя бледненькими детьми, водятся привидения. Хлопают ставни, поворачиваются ключи в замке, исчезают бесследно занавески. Зритель сидит, развесив уши, время от времени вздрагивая от истошных криков с экрана, и ждет, как же это все разъяснится. Нельзя сказать, что фига, спрятанная в кармане режиссера, так уж неказиста — нет, она скорее изящна. Но только в качестве фиги, чертика из табакерки, сообщающего, что смотревшего разыграли на четыре кулачка. Психологический портрет героев, их поступки и мотивировки, не только не становятся яснее, но еще больше запутываются. Формально паззл складывается — но он, вопреки тому, на что намекалось на протяжении всего фильма, совершенно плоский. Да и хрупкий, в отличие от того же "Шестого чувства": дунешь — рассыплется.
Постановщик Аменабар, конечно, замечательный, и атмосферу создать умеет. Мрак, царящий в проклятом доме, действительно мрачен, а туман, окутывающий его — невыносимо туманен. И Кидман испанец ловко исхитрился снимать: все время в профиль, чтобы зритель любовался вздернутым носиком, и не обращал внимания на несколько пэтэушные, если смотреть в фас, черты. И детки пластичные. И визжат все очень здорово.
Но на одном визге и носике далеко не уедешь. Это Аменабару тоже может рассказать Шьямалан, чей второй фильм — ничуть, в сущности, не хуже первого — был принят уже довольно прохладно. Настоящими режиссерами становятся не те, что хлопают дверьми и ухают по углам, а какие-то другие.
СТАНИСЛАВ ЗЕЛЬВЕНСКИЙ