Социализм победил. Пусть и в отдельно взятом регионе и только на текущем историческом этапе. Такое впечатление создается, если окинуть взглядом политическую карту Латинской Америки. Кульминацией начавшихся в 2018 году процессов стала победа на выборах в Бразилии Луиса Инасиу Лулы да Силвы, который вскоре вернется в президентский дворец и попытается закрепиться в роли неформального лидера всех латиноамериканских левых. “Ъ” попытался разобраться в том, как так получилось, что социалисты стремительно ворвались во власть, и надолго ли это.
«Лула. Радость!»
Участница парада в поддержку новоизбранного президента Бразилии Лулы да Силвы
Фото: Ricardo Moraes, Reuters
Негативного сценария в Бразилии удалось избежать: президент-правопопулист Жаир Болсонару не стал провоцировать беспорядки и пусть и нехотя, но запустил процесс передачи власти левому политику Луису Инасиу Луле да Силве. А тот уже приступил к формированию команды и 1 января 2023 года вступит в должность.
В результате впервые в истории во главе пяти крупнейших экономик Латинской Америки — Бразилии, Мексики, Аргентины, Колумбии и Чили — окажутся левые (в той или иной степени) правительства. Также в этом лагере Куба, Гондурас, Никарагуа, Венесуэла, Перу, Боливия, Коста-Рика и Гаити. Всего 13 стран.
Власти этих государств с восторгом восприняли победу Лулы да Силвы. «Желаю Бразилии прогресса, роста и благополучия. Когда у Бразилии дела идут хорошо, то и у Аргентины идут хорошо, потому что мы братские народы»,— отметил аргентинский лидер Альберто Фернандес, который специально прилетел в Сан-Паулу, чтобы поздравить там дружественного политика. «Мы готовы усердно работать ради укрепления Латинской Америки и стран Карибского бассейна, а также ради экономического и социального развития наших народов»,— заявил по итогам телефонного разговора с избранным президентом венесуэльский лидер Николас Мадуро.
Избранный президент Лула да Силва машет бразильским флагом, возглавляя «марш победы» в Сан-Паулу
Фото: Carla Carniel , Reuters
Пришлась к месту и Twitter-дипломатия. «Твоя победа укрепит демократию и интеграцию в Латинской Америке»,— написал в этой соцсети президент Боливии Луис Арсе. «Лула. Радость!» — не стал скрывать собственно радости чилийский лидер Габриэль Борич. «Да здравствует Лула!» — воскликнул на своей странице президент Колумбии Густаво Петро.
Такое воодушевление среди левых не удивительно: в Бразилии чуть не победил правопопулист, радикал, мачист, противник ЛГБТ-сообщества и экологов, поклонник экс-президента США Дональда Трампа, человек, демонизировавший социалистов. Все это — о Жаире Болсонару.
Во втором туре он уступил своему сопернику всего 1,8% голосов.
Между тем вопросов, по которым левые лидеры проявляют такое единодушие, не так уж и много. Одной красной краской замазать всю Латинскую Америку не получится: речь идет о множестве оттенков. Не случайно в испанском языке происходящие в Латинской Америке политические изменения символизирует собой более деликатный розовый цвет. Серию побед левых сил окрестили la marea rosa — «розовая волна» (или «розовый прилив»). Такая волна уже была в регионе в начале 2000-х. Потом наступил отлив. И вот опять — прибой.
Призывники первой волны
Сам термин «розовая волна», похоже, вошел в широкий оборот благодаря корреспонденту The New York Times, который окрестил так победу Табаре Васкеса на президентских выборах в Уругвае в 2004 году. Сын профсоюзного активиста левых взглядов, будущий президент еще в 1983 году вступил в подпольную тогда Социалистическую партию Уругвая и начал свою политическую карьеру. На посту главы государства больше всего внимания он уделял решению социальных вопросов. В итоге к концу его срока в марте 2010 года число уругвайцев, живущих за чертой бедности, заметно снизилось, уровень безработицы упал с 13% до 7%, ВВП вырос на 35,4%, объем экспорта увеличился в два раза.
Приведенный к присяге президент Уго Чавес приветствует сторонников во время парада в Каракасе. 1999 год
Фото: Rodolfo Benitez, File / AP
Впрочем, началось все совсем не с Табаре Васкеса. Первым волну поднял Уго Чавес, возглавивший Венесуэлу в 1999 году. Его политика быстро стала главным символом левого поворота. Своих ориентиров Чавес не скрывал, отмечая: «Венесуэльский народ движется к берегам счастья, где уже находятся кубинцы». Среди прочего, это означало запуск масштабных программ по социальной поддержке беднейших слоев населения, национализацию ряда отраслей экономики и в целом отказ от целого ряда рыночных и капиталистических принципов.
Вместе с Венесуэлой к «берегам счастья» вскоре дружно поплыли Боливия (представитель народа аймара Эво Моралес стал президентом в 2006 году), Эквадор (Рафаэль Корреа, 2007), Никарагуа (Даниэль Ортега, 2007). Знаковые фигуры встали также во главе Чили (Рикардо Лагос, 2000, и потом Мишель Бачелет, 2006), Аргентины (Нестор Киршнер, 2003, и Кристина Фернандес де Киршнер, 2007), и, конечно, Бразилии (тот же Лула да Силва, 2003, и Дилма Руссефф, 2011).
Левых в целом ряде стран вынесла во власть волна недовольства неолиберальной макроэкономической политикой, которая проводилась в 1990-е годы.
Так называемый Вашингтонский консенсус — свод рекомендаций для испытывающих финансовые и экономические проблемы государств региона, который продвигался руководством Международного валютного фонда и Всемирным банком,— был признан несостоятельным. И после прихода социалистов к власти курс развернулся на 180 градусов. Вместо уменьшения вмешательства государства в экономику — его усиление. Вместо приватизации госпредприятий и госсобственности — их обратная национализация. Вместо либерализации внешней торговли — введение новых ограничительных мер. В приоритетах оказались борьба за социальную справедливость и против расслоения общества.
Наглядный пример противодействия идеям, исходившим от Вашингтона,— судьба проекта по созданию зоны свободной торговли в Америке (испанское сокращение — ALCA), в которую должны были войти 34 страны. Впервые инициатива была выдвинута в 1994 году, но широкое внимание публики она привлекла через шесть лет: проходивший в Квебеке Саммит Америк сопровождался массовыми демонстрациями антиглобалистов и противников такой макроэкономической политики. Уго Чавес называл идею «планом аннексии» и «инструментом империализма» для эксплуатации Латинской Америки. «Это соглашение о легализации колонизации Америки»,— возмущался вместе с ним Эво Моралес. Лула да Силва и Нестор Киршнер столь резки не были, но выдвигали целый ряд жестких условий. В итоге инициатива оказалась мертворожденной, а страны Латинской Америки постепенно с разной скоростью начали переориентироваться на другие рынки — в первую очередь Китай.
При этом процветали альтернативные ALCA региональные проекты — в частности, созданный в 2004 году Боливарианский альянс для Америк (ALBA), любимое детище президента Чавеса и лидера кубинской революции Фиделя Кастро. «От победы и успеха ALBA зависит в определенной степени будущее человечества, которое сейчас подвержено серьезному риску из-за ущерба, нанесенного капитализмом»,— предупреждал команданте Чавес соратников по объединению, которое после смерти отцов-основателей вошло в серьезный кризис.
Более уверенно сейчас чувствует себя другое региональное объединение — куда менее идеологизированный МЕРКОСУР («Общий рынок Юга»), инициированный еще в 1985 году Бразилией и Аргентиной.
Главный же политический формат для всех левых региона — Форум Сан-Паулу (назван по месту первого заседания в 1990 году), в числе задач которого заявлено «противодействие империализму, его неолиберальному экономическому проекту и его последствиям, таким как страдания, нищета и отсталость наших народов». При этом де-факто, в отличие от ALBA, в работе которого участвуют сторонники радикальной чавесовской концепции «социализма XXI века», форум объединяет совершенно разные силы: от коммунистов и неотроцкистов до совсем умеренных социал-демократов. Создан он был в 1990 году по инициативе Фиделя Кастро. А занимался организацией первого съезда 44-летний бразильский социалист (уже тогда попробовавший себя в роли участника президентской гонки) Луис Инасиу Лула да Силва.
Золотое десятилетие
Члены ополчения Венесуэлы приветствуют китайского лидера Си Цзиньпиня во время его визита в Каракас
Фото: Fernando Llano / AP
Левым, пришедшим к власти, повезло, и свои лозунги о преодолении бедности и неравенства они смогли (хотя бы в той или иной мере) воплотить в жизнь. Помогла международная экономическая конъюнктура — увеличение спроса КНР на природные ресурсы и сельхозпродукцию, спровоцировавшее резкий рост цен. Отношения с Китаем резко пошли в гору: если в 2000 году объем торговли Латинской Америки с КНР составлял не более $12 млрд, то к 2010 году он достиг $180 млрд (а в 2021-м, кстати, речь шла уже о $450 млрд). Выгоды получили экспортеры как энергоресурсов и минерального сырья (Венесуэла, Чили, Боливия, Перу, Колумбия, Эквадор), так и сельхозпродукции (Аргентина и Бразилия).
Это было золотое десятилетие Латинской Америки, когда правительства стран региона получали едва ли не самые высокие доходы за всю свою историю. С 2004-го по середину 2008 года, когда разразился мировой финансовый кризис, экономическй рост в Латинской Америке составлял в среднем 5,2% (рекордный показатель с 1968-1974 годов).
Кризис ситуацию ухудшил, но экономика региона с ним справилась. Так, например, в 2010–2013 годах в Мексике рост составлял в среднем 4,1% в год.
Ситуация позволила властям латиноамериканских стран чувствовать себя предельно комфортно, перераспределяя значительную часть экспортных доходов на финансирование медицины, образования, строительство жилья и на различные социальные программы. По данным Экономической комиссии для Латинской Америки и Карибского бассейна ООН (ЭКЛАК), в 2001 году в регионе было 44,1% бедных и 12,2% крайне бедных. А к 2014 году таковых стало 27,85 и 7,8% соответственно. Частично это произошло за счет экономического роста, частично — за счет социальных мер по поддержке уязвимых слоев населения. Уровень безработицы снизился с 8,4% в 2001 году до 6,2% в 2014-м.
Общество, конечно, было настроено на то, что так будет продолжаться вечно, но все хорошее когда-нибудь заканчивается. В 2014 году темпы роста экономик Латинской Америки упали до 2,5% в Мексике и Центральной Америке и до 0,6% — в Южной Америке. Во многом это произошло в связи с замедлением экономического роста в Китае.
Для некоторых стран это стало катастрофой. Например, власти Венесуэлы не могли отказаться от всех своих популистских социальных программ и в целом построения «социализма XXI века», что ввергло страну в глубочайший кризис, из которого она не может выбраться до сих пор.
Между тем в Венесуэле у власти по-прежнему находятся чависты. А вот в большинстве других стран Латинской Америки левые были вынуждены уйти в оппозицию. В регионе начался «правый поворот».
Иногда они возвращаются
Флаг с изображением президента Мексики Андреса Мануэля Лопеса Обрадора в руках его сторонника
Фото: Edgard Garrido / Reuters
Но прошло несколько лет, и на Латинскую Америку вновь начала накатывать «розовая волна». Первым дорогу продолжил мексиканец Андрес Мануэль Лопес Обрадор, победивший на президентских выборах в 2018 году. Левый политик сделал это в Мексике впервые за три десятилетия и в победной речи сразу выдвинул главный лозунг: «Для блага всех, на первом месте — бедные».
В следующем году набиравшую силу волну оседлал перонист Альберто Фернандес, ставший президентом Аргентины при поддержке экс-главы государства Кристины Фернандес де Киршнер (она заняла пост вице-президента). Перонизм — это особая идеология, через которую прошли в свое время и левые, и правые. Однако большинство исследователей все-таки помещают господина Фернандеса и госпожу Киршнер левее центра.
В 2020 году на выборах в Боливии победил кандидат от партии «Движение к социализму» Луис Арсе. На следующий год учитель и профсоюзный лидер Педро Кастильо стал президентом Перу. 36-летний Габриэль Борич (в прошлом — один из лидеров массовых студенческих протестов против платного высшего образования) в декабре победил на выборах в Чили и в марте 2022 года стал самым молодым главой государства в мире. А супруга экс-президента Гондураса Мануэля Селайи, Сиомара Кастро, выиграла в своей стране выборы-2021, положив конец 12-летнему правлению консерваторов. В январе текущего года она официально стала первой женщиной—президентом республики, пообещав добиваться социальной справедливости, бороться с наркотрафиком и заняться либерализацией законов об абортах.
В июне текущего года сенсация произошла в Колумбии: впервые в истории страны победу на президентских выборах одержал левый политик Густаво Петро. Напомним, что Колумбия с начала Холодной войны всегда управлялась правыми политическими силами и была главной союзницей США в Латинской Америке.
Наконец, кульминацией стала победа в Бразилии Луиса Инасиу Лулы да Силвы, который совершил маневр, достойный Книги рекордов Гиннесса: из президентского дворца в тюрьму (он был осужден за коррупцию, но затем был освобожден), а потом опять в президентский дворец. Теперь господин да Силва может претендовать на роль своеобразного моста между двумя историческими периодами — первой и второй «розовой волной».
COVID и голод
Оркестр мариачи исполняет серенаду для медицинского персонала Национального института респираторных заболеваний во время вспышки коронавируса в Мексике
Фото: Luis Cortes / Reuters
Эксперты называют несколько причин роста популярности левых в Латинской Америке. Так, профессор Университета Исеси (Колумбия) Владимир Рувинский напомнил “Ъ”, что «после первой «розовой волны» возврат к власти правых и центристов был обусловлен разочарованием электората в левых лидерах, многие из которых обещали очень много, а смогли реализовать очень мало». «Но правые тоже не смогли выправить экономическую ситуацию и решить социальные проблемы. А избирателям важен результат,— отметил собеседник “Ъ”.— Поэтому социальные протесты, которые сотрясали регион в последние годы, как раз и были выражением недовольства избирателей политикой правых и требованием перемен».
Важную роль тут сыграла пандемия COVID-19, которая принесла много экономических проблем и показала несостоятельность политики властей многих стран. По данным на ноябрь, в странах Латинской Америки и Карибского бассейна от коронавируса погибли более 1,7 млн человек. А это примерно 25% общего числа зарегистрированных погибших, хотя в регионе проживает менее 9% мирового населения. Та же Бразилия занимает пятое место по числу заболевших в мире (после США, Индии, Франции и Германии) и второе — по числу погибших (после США). Жаир Болсонару на протяжении всей пандемии выступал в качестве ярого антипрививочника, демонстративно принижая опасность COVID-19 — и в итоге отпугнул от себя немало бразильцев. Системы здравоохранения в Перу и целом ряде других стран были близки к полному коллапсу.
Экономики стран региона серьезно пострадали. По данным Всемирного банка, в Перу по итогам 2020 года было зафиксировано падение показателей на 11,1%, в Аргентине — на 9,9%, в Мексике — на 8,3%, в Колумбии — на 6,8%, в Чили — на 5,8%, в Бразилии — на 4,1%.
Если в 2015 году ЭКЛАК причисляла к бедным 29,1% жителей региона, а к крайне бедным — еще 8,8%, то по итогам 2020 года таковых уже оказалось 33% и 13,1% соответственно.
Средний класс (согласно определению Всемирного банка, люди, живущие на $13–70 в день) до пандемии составлял около 37% населения, но, по расчетам экономистов, во многих странах региона уменьшился примерно на 2 п. п. Только в 2020 году в Латинской Америке более 26 млн человек потеряли работу. По данным ООН, к концу 2021 года число голодающих в регионе достигло отметки 59,7 млн человек — наивысший показатель с 2000 года.
Все это не могло не сказаться на политических раскладах. При этом речь шла скорее о протестном голосовании, а не об осмысленном увлечении латиноамериканцами левыми идеями. Как отмечает в этой связи Карлос Маламуд из Королевского института международных и стратегических исследований Элькано (Испания),из 14 последних президентских выборов в регионе только в Никарагуа (и то лишь «благодаря применению антидемократических механизмов и жестоких репрессий») власти остались на месте. В остальных случаях победу одержала оппозиция — и неважно, левая или правая.
«Особенность Латинской Америки — устойчивость демократических институтов, которые не позволяют авторитарным тенденциям усиливаться до такой степени, что возникает риск для демократического режима как такового. Отсюда уверенность многих из тех избирателей, кто традиционно голосует за центристов, в том, что даже если левые придут к власти, то ничего катастрофического не произойдет, а на следующих выборах снова можно будет голосовать за оппонентов левых»,— поясняет Владимир Рувинский логику электората, который решил немного «поэкспериментировать» на выборах.
У каждого свой социализм
Габриэль Борич делает селфи во время предвыборного митинга
Фото: Matias Delacroix / AP
Нынешняя «розовая волна» не похожа на первую еще по ряду причин. Во-первых, победивших в ряде стран политиков сложно было бы представить в первой волне. Яркий пример — Габриэль Борич, представитель поколения миллениалов, активно использовавший все новые политтехнологии борьбы за власть. Он не скрывает, что страдает обсессивно-компульсивным расстройством, активно продвигает экологическую повестку, занимается защитой прав женщин, национальных и сексуальных меньшинств. Такие темы Уго Чавеса или, скажем, Рафаэля Корреа никогда особо не интересовали. При этом к молодежи волей-неволей присоединяются и «старички» — тот же Лула да Силва в ходе кампании не раз обещал встать на защиту Амазонии.
Во-вторых, нынешняя волна значительно более разнородна, чем первая. Габриэль Борич и Густаво Петро открыто критиковали нынешний венесуэльский режим, называя его диктаторским. Не хотят они ничего иметь общего и с Никарагуа, и с Кубой. Говоря в эфире BBC Mundo о таких странах, как Чили, Аргентина или Боливия, Хайнц Дитрих, немецкий социолог, разработавший концепцию «социализма XXI века», заверил: эти страны «не хотят социализма двадцатого века, коим является социализм Кубы, и также «не хотят "социализма XXI века", потому что это означало бы отказ от рыночной экономики и формирование сильного государства, способного контролировать корпорации».
Дальше всех зашел Густаво Петро, заявивший в интервью газете El Pais: «Потребности колумбийского общества основаны не на построении социализма, а на построении демократии и мира. Точка».
Соответственно, тесной региональной координации между левыми странами только потому, что они левые, ожидать точно не стоит. В этой же связи профессор СПбГУ, главный редактор журнала «Латинская Америка» Виктор Хейфец напомнил “Ъ”: «Левых первой волны отличал антиамериканизм, который они называли "независимой внешней политикой". Сейчас есть откровенно антиамериканские режимы — например, Венесуэла и Никарагуа. Но есть и левые, готовые к хорошим, равноправным отношениям с Вашингтоном. Никакой скоординированной левой внешнеполитической волны не наблюдаю».
По словам эксперта, «сейчас в Латинской Америке мы имеем дело не с левым поворотом, а с несколькими левыми правительствами по отдельности».
Различия с событиями начала века видят и в США, в связи с чем активно выражают готовность к налаживанию более тесных связей с латиноамериканскими левыми. «Мы судим о странах не по тому, где они находятся в политическом спектре, а скорее по их приверженности демократии, верховенству закона и правам человека»,— заявил ранее помощник госсекретаря США по делам Западного полушария Брайан Николс. В общем, во главе стола оказался прагматизм, а не идеология.
Владимир Рувинский в разговоре с “Ъ” называет еще несколько отличий второй «розовой волны» от первой.
Среди них — «ослабление традиционных партий и, как следствие, намного большая персонификация современной латиноамериканской политики», а также невиданная ранее поляризация в обществе.
«Многие страны практически разделены поровну. И это вынуждает пришедших к власти левых лидеров искать компромиссы и сужает возможность претворения в жизнь их обещаний»,— отмечает эксперт. Виктор Хейфец соглашается, отмечая: «Тогдашний левый поворот означал в основном, что и президент левый, и парламент (или у левых хотя бы там сильная фракция). Сейчас не так. Например, президент Перу называет себя марксистом-ленинистом (помимо Кубы, это единственный такой случай сейчас), но у него нет большинства в парламенте, и до сих пор с его стороны не было предпринято левых шагов ни во внутренней, ни во внешней политике. Не обладает в парламенте даже относительным большинством и Лула да Силва».
На этом фоне высока вероятность, что решения, которые будет приниматься левыми президентами, окажутся половинчатыми. И не удовлетворят ни их сторонников, ни их противников. А из этого вытекает следующий вывод — о хрупкости текущей ситуации. В большинстве стран региона левые пришли во власть на волне массовых волнений (или как минимум недовольства в связи с экономической и социальной политикой). И люди вновь могут выйти на улицы, если их ожидания не оправдаются.
Тревожные звоночки уже поступают. Так, в начале ноября тысячи людей приняли участие в демонстрациях с требованием отставки Педро Кастильо, который подозревается в участии в коррупционных схемах. При этом рейтинги говорят сами за себя. В июле прошлого года (то есть в момент инаугурации) 53% перуанцев одобряли его работу, 45% — не одобряли. Сейчас ситуация такая: 25% за и 65% — против.
А Габриэль Борич уже потерпел серьезное поражение: он пытался добиться принятия новой конституции (нынешняя действует еще со времен диктатуры Аугусто Пиночета), но в ходе сентябрьского референдума большинство чилийцев выступили против.
В марте он заступил на пост президента с таким соотношением поддерживавших и неодобрявших его: 50% на 20%. А сейчас это уже 33% за при 60% против.
Что произойдет дальше, можно попытаться предсказать уже сейчас. Согласно прогнозам ЭКЛАК, если по итогам 2022 года экономический рост в странах Латинской Америки и Карибского бассейна должен составить 3,2%, то в следующем году он уже снизится до 1,4%. Если брать только Южную Америку, то речь пойдет только об 1,2%. А значит, медовый месяц с левыми лидерами, вероятнее всего, быстро закончится. И карту Латинской Америки вновь придется перекрашивать.