С участником событий августа 1944 года в Белоруссии, старшим научным сотрудником Государственного мемориального музея обороны и блокады Ленинграда НИКОЛАЕМ ДОБРОТВОРСКИМ встретился корреспондент Ъ МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ.
— Места, где происходит действие романа и фильма, вам хорошо знакомы?
— 31 июля 1944 года — я был старшим сержантом, автоматчиком на 3-м Белорусском фронте — мы взяли тот самый Мариамполь, вокруг которого в фильме все крутится; 1 августа — Волковишки, откуда нас выперли с боями, мы драпали, потом стояли на месте до перехода в Восточную Пруссию.
— А в той войне всех против всех, уже на освобожденных территориях, которая описана в романе, вам не приходилось участвовать?
— Там война шла настоящая. Мы прочески делали, зачистки, шли цепью по лесу, в пяти метрах друг от друга. Если деревня — не останавливались, в нее входили те, кто за нами шел. Убивали в тылу много. Много власовцев было, отступавших от Минска. Им терять нечего было, да и, честно говоря, если один попадался, его тут же хлопали. И не очень-то дружелюбно нас население встречало. Улыбались, конечно, молоко выносили, картошку, но такого "ура", как говорят обычно, не было.
— Как вы оцениваете достоверность фильма?
— Военные консультанты у Пташука, наверное, не очень знающие были. Мы с ним летели из Сочи, он спрашивает: "Скажите, Минск был сильно разрушен или нет? А то одни говорят так, другие — иначе". Мы в Минск вошли первыми в пять утра. Проскочили по главной улице, нас цветами закидывали. У нас одна жертва была — букет цветов попал в голову адъютанта батальона и проломил ее, так как в нем немецкий "Вальтер" лежал. Наверное, кто-то избавиться хотел. А был ли разрушен Минск, не знаю, мы дальше пошли. Война у Пташука — слишком чистая, вылизанная. Чистота и дисциплинированность просто бросаются в глаза. Его беда в том, что он свел все действие к одному участку, Мариамполю. Вот он показывает массу военных машин, которые движутся по дороге в дневное время. А такого не могло быть: от Мариамполя до фронта километров сорок, три немецких самолета могут все вдребезги разбить. Движение было очень ограничено. И не могут в прифронтовом городе быть и госпиталь, и склады. И базар такой: там же комендантский час! Гениальный Петренко играет генерала, странно небритого, с модной трехдневной щетиной. А подполковник под портретом Сталина чистит в кабинете картошку в мундире. Да в 1944 году у каждого командира полка уже свой личный повар был. Очень мне не понравился комендант. Боевой офицер, на фронте с 1941 года, был ранен — такой не мог превратиться в такую деревянную, вылощенную, неживую куклу.
— А насколько силен был антагонизм между армейцами и особистами из СМЕРШа?
— Особисты вели себя очень тихо, спокойно. У нас в батальоне был такой Овсянников, он погиб. Надо было найти переправу для танков, и нам сказали: кто найдет — тому Героя Советского Союза, а командиру отделения — полного кавалера Ордена Славы. Все и кинулись. Он поехал с командиром батальона, проскочили 26 мин, а на 27-й, противотанковой, их "Додж" разнесло на куски. Со вторым особистом, Ухалиным Николаем Ивановичем, мы оказались вместе под обстрелом, между своими и немцами, в навозной куче. Это особисты батальонного уровня, на передовой. Конечно, свою работу они вели, и осведомители у них были. Но у нас в батальоне никого не сажали. По партийной линии больше притесняли: что вшей не вывел, например.
— В каких же фильмах война похожа на войну?
--"Хроника пикирующего бомбардировщика", "На войне, как на войне", "Проверка на дорогах". И совершенно не похожа ни в "Освобождении", ни в "Балладе о солдате". Каким бы солдат ни был, но солдат, получивший отпуск и все время задерживающийся по чужим делам — это все надумано.