В среду в Доме кино стартовала программа "RWF — это Фассбиндер", рассчитанная на год ретроспектива немецкого режиссера (Ъ писал о ней 5 февраля). Главной неожиданностью — предсказуемой, впрочем — стал аншлаг.
Несмотря на будний день и не слишком удобное время показа, к кассе выстроилась длинная очередь из молодежи беззаботного вида. То, что сходить на Фассбиндера (Rainer Werner Fassbinder) — это модно, факт, безусловно, умилительный. Именно умиление читалось на лице представительницы Гете-института, которая довольно долго сообщала со сцены факты биографии своего знаменитого соотечественника: родился, поставил, прославился, умер.
В день открытия логично показали дебютную полнометражную картину режиссера — "Любовь холоднее смерти" (Liebe ist kalter als der Tod). Этот фильм несколько выбивается из той системы координат, которую можно применить к творчеству зрелого Фассбиндера. Не зря первой подборке не стали давать специального названия, в отличие от остальных частей программы ("Фассбиндер и бюргеры", "Фассбиндер и литература" и так далее). В целом обширная фильмография великого немца делится на две неравные части: безусловные шедевры ("Китайская рулетка", например, или "Тоска Вероники Фосс") и не менее безусловные провалы (по "гамбургскому", разумеется, счету). Первые шаги Фассбиндера в кино трудно оценивать так категорично. Он очень молод — и талант автора очевиден столь же, как и то, что чужие влияния еще слишком сильны, а собственный почерк слишком неопределен.
"Любовь холоднее смерти" — странная смесь классической трагедии и модернистского театра абсурда, дань уважения американскому гангстерскому кино и французской "новой волне". Даже сложнее: американскому кино, увиденному французами. Фассбиндер явно впечатлен не столько Хоуксом (Howard Hawks), сколько Годаром (Jean-Luc Godard), который впечатлен Хоуксом. В титрах стоит посвящение Клоду Шабролю (Claude Chabrol), Эрику Ромеру (Eric Rohmer) и другим, но, конечно, именно автор "На последнем дыхании" — главный невольный вдохновитель этой картины. Герои "Любви" — мелкий сутенер, его подруга-проститутка и меланхоличный гангстер из какого-то невнятного Синдиката — лишь тем отличаются от пары Бельмондо-Сиберг, что их трое. Задача с тремя неизвестными отражает, понятно, вполне личные склонности самого Фассбиндера. Кстати, эта тема через несколько лет бумерангом вернется во Францию — в "Вальсирующих" Бертрана Блие (Bertrand Blier) масса моментов, которые напоминают об этом фильме.
Некоторые мизансцены сугубо театральны: чистый белый задник, несколько фигур. Мужчина встает, просит закурить. Другой бьет его, он падает. Тело уносят — хочется сказать, за кулисы. Есть и чисто киношные эпизоды: например, долгие планы, увиденные камерой из окна электрички: похожие потом попадут, через Вендерса (Wim Wenders), к Джармушу (Jim Jarmush), в "Страннее, чем рай" и "Таинственный поезд", и станут его фирменным знаком. Персонажи "Любви" живут в безвоздушном черно-белом пространстве, изредка расцвечиваемом абсурдистским юмором. "О чем ты думаешь?", — спрашивает мужчина незнакомую девушку, молча снимающую перед ним платье. "О революции", — отвечает та.
Эта монохромность и безвоздушность словно глушит и звуки, и чувства. Все время кого-нибудь убивают, но мы не слышим выстрелов, и у жертв даже не меняется выражение лиц. В кадре лето, но холодно: потому что смерть холодна, а любовь еще холоднее. Любимый друг умрет, любимая девушка предаст. "Я позвонила в полицию", — скажет в финале молодая стерва Ханна Шигула (Hanna Schigulla). "Дура", — ответит ей Франц-Фассбиндер. И эта прямая, уже незавуалированная цитата из "На последнем дыхании" станет идеальным финалом для фильма, в котором каждое мгновение — финал. Он же дебют.
СТАНИСЛАВ ЗЕЛЬВЕНСКИЙ