Вчера в Невской куртине Петропавловской крепости открылась фотовыставка "Неизвестная блокада". Выставка является частью масштабного проекта издательства "Лимбус Пресс" "Санкт-Петербург 1903-2003", который включает в себя выпуск пяти фотоальбомов на основе одноименных экспозиций.
На вернисаже было не протолкнуться: организаторы пригласили, в частности, старушек-блокадниц, которые ходили по залам, периодически утирая слезы. Одна из них специально испекла несколько буханок "блокадного хлеба" для действа, которое при иных обстоятельствах можно было бы назвать фуршетом — наотрез отказавшись брать за это деньги. Для создания необходимой атмосферы позвали также баяниста.
Директор Музея истории города Борис Аракчеев, в отличие от посетителей, выглядел крайне довольным. Он сделал из многолюдности собственный вывод: "это означает, что пора уже сделать в городе музей фотографии". А генеральный директор "Лимбуса" Константин Тублин вообще предпочел элегантно пофилософствовать. "Мы теряем нашу историю, — сказал он, — и обязательно потеряем". И тут же утешил собравшихся: "Но потеря истории — это тоже часть истории". В общем, имелось ввиду, очевидно, что не все так плохо.
Выставка оформлена крайне аскетично: простые рамки, белый фон. Представлено около сотни фотографий, сделанных во время блокады профессиональными фотокорреспондентами из ленинградских газет и агентств. Большинство из этих работ экспонируется впервые. Что-то не прошло суровую цензуру военного времени, что-то сами авторы не посчитали возможным публиковать. Это, как кто-то выразился, "соседние кадры". И они, конечно, говорят о времени гораздо больше, чем парадные снимки для первых полос. Хотя тут отсутствует и другая крайность, в которую сейчас иногда впадают при изображении блокады: когда кажется, что все население осажденного города состояло из каннибалов и мародеров.
Солдаты, идущие на фронт; немецкие военнопленные; люди в очереди на рынке; толпа, собравшаяся вокруг воронки от авиабомбы; пожарная машина, смывающая кровь с Невского проспекта напротив Гостиного двора; санки с трупами; бродячие собаки — которых, как сообщает бесстрастная подпись, становилось с каждым месяцем все меньше и меньше; остановившиеся из-за отсутствия электричества троллейбусы. Это совсем не страшно. Похоже на кадры из классического кино. Снимок со сломанными часами на улице, например — точь-в-точь знаменитый сон профессора из "Земляничной поляны".
Главное, что на этой выставке нет надрывной победительности — и вообще надрыва. Нет громких слов о всеобщем подвиге, сотнях днях и сотнях тысяч погибших. Хотя даже в речи куратора Владимира Никитина промелькнули такие обороты: "Вот взорвали небоскребы — погибли 3000 человек, и весь мир об этом знает. А у нас за 900 дней погибло полтора миллиона — и многие об этом не помнят". Когда он говорил про 3000 человек, в интонации читалось "каких-то 3000". Странно смаковать гигантские круглые числа, и гордиться трагедией — странно. Хотя, конечно, забывать о таком еще страннее.
СТАНИСЛАВ ЗЕЛЬВЕНСКИЙ