Привкус пепла и твердость алмаза

       В галерее "103" на Пушкинской, 10, шедеврами Eroika (1958) Анджея Мунка (Andrzej Munk) и "Смерть президента" (Smiers Prezydenta, 1975) Ежи Кавалеровича (Jerzy Kawalerowicz) стартовала ретроспектива "Известное-неизвестное польское кино".
Зальчик радикальной галереи, видеопроектор, жесткие стулья — вроде бы, маргинальная акция. Но эта акция — событие в жизни города. Символично, что открывал ее председатель фонда "Свободная культура" Сергей Ковальский: диссиденты росли на польских фильмах, дозволенных — страна-то как бы братская — и подрывных. Если бы польское кино 1950-1980-х несло лишь оппозиционный заряд, его ценность была бы чисто исторического свойства. Но "польская школа" — одно из самых ярких и самобытных явлений мирового кино.
       "Польская школа" питалась энергией поражения. Проигранные битвы безрассудных "гусар" — юных боевичек, дравшихся с чекистами в начале 1920-х годов, хорунжих, шедших в конные атаки на немецкие танки в 1939 году, террористов из Армии Крайовой (АК), увековеченных Анджеем Вайдой в "Пепле и алмазе", гданьских докеров из "Солидарности" — стали победой польского кино. Режиссеры разрывались между восхищением и трагической иронией по отношению к национальному гонору и мазохизму. Государственная кинополитика в Польше после восстания 1956 года была либеральной, но благонамеренные — и справа, и слева — не скупились на упреки режиссерам в "антипатриотизме".
       Анджей Мунк был гением и, как свойственно гениям, в 40 лет красиво разбился в автокатастрофе, сняв три игровых фильма. Он обладал редчайшим даром — понимал людей и любил их. Его фильмы — завершенные этюды на вечные темы. После Eroika вряд ли можно сказать что-то новое о природе человеческого мужества. В первой новелле настоящим героем Варшавского восстания 1944 года оказывается пьянчуга, деловар "черного рынка", с карманами, набитыми долларами, который обдуманно и хладнокровно совершает безумные рейды между штабом АК и готовыми прийти ему на помощь венграми, а, убедившись в тщете усилий, столь же обдуманно возвращается умирать в горящий город. Вторая новелла — ошеломительная притча о неистребимой потребности человечества в мифах. Гниющие в лагере для военнопленных офицеры сохраняют человеческий облик только потому, что помнят о поручике Завистовском, бежавшем и не пойманном. Поручик, между тем, точно так же прозябает на чердаке того же барака: признаться в поражении значит убить надежду.
       Фактура "Смерти президента" может напугать: два с половиной часа галантных бесед панов в стоячих воротничках и нафабренных усах. Но это мощнейший образец политического кино: заседания сейма — что твой Шекспир. Герой — умница, знаменитый инженер, космополит и атеист Габриэль Нарутович, покинувший Швейцарию ради новорожденной Польши, избранный в 1922 году президентом и убитый через пять дней националистом, психопатом-иконописцем. История, между прочим, совершенно русская — трагедия идеалиста, готового в минуту роковую вернуться на страдающую родину. Но, как известно, светлые подвиги — только ступени в бесконечные пропасти. Когда гроб с телом президента везут по Варшаве, будущий военный диктатор уже раскладывает за зашторенными окнами свой пасьянс.
       МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ
       Программа продлится до 17 марта
       

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...