Факс искусства в Мраморном дворце

       В Мраморном дворце открыта персональная выставка Георгия Ковенчука "Восприятие мира".

В Бельвиле, самом многонациональном и диковато-живом квартале Парижа, корреспондента Ъ несколько лет назад ошарашил радушный алжирец Мулуд, хозяин бара и, судя по всему, если не пахан, то "серый кардинал" района: "О, я знаю одного русского художника. Его зовут Гага". На афишах своих закордонных выставок Георгий Ковенчук уже давно указывает "alias Gaga", "он же — Гага": дружеское прозвище стало творческим псевдонимом. Гага — не только художник, внук генерала-футуриста Николая Кульбина, ученик знаменитого графика Алексея Пахомова, удостоившийся в 1975 году за иллюстрации к "Клопу" Владимира Маяковского разноса за "надругательство" над классикой от издательского начальства, а от Лили Брик — прочувствованного письма: дескать, сам Володя бы под этим подписался. Гага — стихийное явление, не столько, несмотря на название выставки, воспринимающее жизнь, сколько поглощающее, перерабатывающее ее во всех возможных и невозможных формах. Этакий огромный, добрый и ненасытный людо-, природо- и вещеед.
       В Париже он никогда не пользуется метро, предпочитая зависающие в пробках автобусы: он не может "просто" передвигаться из точки А в точку В, он должен непрерывно впитывать новые и новые лица, цвета, впечатления. Игра в карты в Гудаутах и ужин в Пекине, солдаты в чайной и парижанка в кафе, закат в Хургаде и знаменитый плакат "Боевого карандаша" "Не за узкие брюки, а за хулиганские трюки" — все эти работы, созданные за сорок лет, объединяет, ну да, формализм, сбереженный в самые глухие годы "ленинградской школой" графики, чувство и вера в линию, пятно цвета, пластическую гармонию мира. Вселенная Гаги забавна, уютна и совершенна. Он производит — вопреки моде — не смыслы и концепции, а удовольствие.
       Естественно, при таком художественном темпераменте невозможно обойтись традиционными техниками. Вполне по-дадаистски — кульбинские гены — Гага убежден, что все есть искусство. Поэтому в Мраморном дворце и крутится видео о его поездках, и щедро развешаны на веревках трепаные тетради с бесконечными набросками и фотографиями, и сползают со стремянки ленты факсов с рисунками неуемного господина Ковенчука. Новые стили и техники рождаются у него, кажется, произвольно, в тот самый момент, когда он видит, что "сделанное им хорошо". Факсы — само собой — "факс-арт". Разбитые бутылки с человеческими фигурками — "бутыль-арт". А рисунки на устричных раковинах — "устриц-арт".
       Самый честолюбивый проект Гаги кажется остроумным ответом на психоз городской скульптуры, на столь же бессмысленные, сколь и многочисленные примеры обмена скульптурными подарками между городами и весями. Господин Ковенчук лелеет надежду установить на парижской набережной Анжу, у дома, где жил близкий ему своей экспрессивностью великий живописец и график Оноре Домье (Honore Daumier), памятник его самой известной героине: прачке, тяжело взбирающейся по ступеням лестницы. Проект выглядит неожиданно и органично одновременно. Иначе и быть не может, ведь сам Домье явился господину Ковенчуку во сне и объяснил, какой памятник ему нужен.
       МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ
       Выставка работает до 8 апреля