Петербург чувствует себя не городом, а почти что страной. В Европе нашему самоощущению аналоги — даже не в мегаполисах, а в целых исторических провинциях: Каталонии, Ломбардии, Шотландии, Баварии. Петербуржцы испытывают по отношению к самим себе сложные садомазохистские чувства: самые лучшие, гордые, бедные, униженные. Так разночинец относился к дворянину, представитель национального меньшинства — к господствующему большинству. Страсти и комплексы лишают нас объективности, мы плохо понимаем, чего стоим и как к нам на самом деле относятся.
Меж тем наша провинциальная нерасторопность, неумение сделать быстро и продать с выгодой, хотя и не способствуют быстрому увеличению уровня городского дохода, но сами по себе являются товаром. Относительная праздность, способность вдумываться, не стесняя себя мгновенными прагматическими соображениями, делают петербургский интеллектуальный продукт более глубоким и неожиданным, чем, скажем, московский. Так, раздробленная Германия начала XIX века снабжала всю Европу философами и музыкантами, нищая послевоенная Италия — кинорежиссерами и модельерами. Рефлексией можно торговать, мы и превратили ее в один из главных экспортных продуктов.
Успех "Масяни" — в работе долгой и бескорыстной, почти на уровне любительства. Она создавалась для собственного удовольствия без идеи немедленно втюхать сайт заказчику. И эта специфическая выдержанность петербургских интеллектуальных продуктов придает им качество тех драгоценных вин, чей черед еще настанет. Можно печь спектакли как блины — так работают Марк Захаров, Константин Райкин или Роман Виктюк; Лев Додин же — репетирует годами. Стоическая медлительность Алексея Германа вошла в поговорки.
Даже в легких и легчайших жанрах у петербуржских или произошедших с берегов Невы шоуменов чувствуются кажущиеся ненужными рудименты образованности. Поэтому в Петербурге получаются Николай Фоменко, Роман Трахтенберг или, на худой случай, Дмитрий Нагиев с Сергеем Ростом, а на просторах остальной родины — чудовища из передачи "Аншлаг" с их шутками про тещу и про американцев. Да и питерские "Ленинград", "Сплин", "Мультфильмы", "Бабслей", "Кирпичи" в окружении Децлов и Тату смотрятся симфоническими оркестрами.
На днях в продажу поступила трехтомная энциклопедия советского киноискусства периода перестройки — фундаментальный , многолетний труд редколлегии журнала "Сеанс", возглавляемой Любовью Аркус. Это первая попытка сформулировать, что же произошло с общественным сознанием в СССР на переходе от Андропова к Ельцину. В Петербурге — единственный в России настоящий музей современного искусства, лучшие в мире программисты; возникший пару лет назад на пустом месте, а ныне заслуженно процветающий Европейский университет.
Не только земляческий принцип, но и этот специфический дополнительный уровень рефлексии делают питерских бюрократов столь успешными в московских коридорах власти. Все же Сергей Миронов выглядит посовременнее Егора Строева, а в новом председателе Центробанка Сергее Игнатьеве чувствуются и северная основательность, и умение непринужденно склонять сложные числительные.
Бродский писал: "В этом городе примерно каждые двадцать-тридцать лет происходит какой-то творческий всплеск. Он должен повториться — хотя бы потому, что петербургский пейзаж не изменился. Поскольку Петербург — это город у моря. И, как следствие этого, в сознании человека, там живущего, начинает возникать — быть может фантасмагорическое, но чрезвычайно сильное — представление о свободе".
Этот творческий всплеск повторится. "По-любому", как сказала бы Масяня. Мы продаем свою рефлексию, как украинцы сало или белорусы — картошку. Это наш естественный продукт. Наш населенный пункт — месторождение природного ископаемого.