И Пан пропал

В Театре имени Комиссаржевской состоялась премьера спектакля "Sex comedy в летнюю ночь" по сценарию Вуди Аллена в постановке Валерия Гришко.

Изредка все еще идет в этом театре старый спектакль "Прощай, клоун!", поставленный по сценарию феллиниевской "Дороги". На его премьере, помнится, все искренне клялись не сравнивать спектакль с фильмом, но вовсе отказаться от параллелей, естественно, не удавалось. Многозначительные разговоры о том, что театр — это "другое", не спасали. Спектакль безнадежно проигрывал киноклассике. То же самое произошло и на этот раз. Театральная постановка по сценарию широко известного фильма выглядит не самостоятельной интерпретацией сюжета, не попыткой пересказать историю языком драмы, а элементарной адаптацией Вуди Аллена "для бедных". Произошла и еще более неприятная для театралов вещь: создалось впечатление, что драматический театр как таковой по каким-то своим внутренним причинам не может соответствовать заданному сценарием уровню актерского существования — в смысле правдоподобия, юмора, тонкости оценок, психологических мотивировок. Театр невольно признал себя искусством значительно более грубым, поверхностным, однозначным, чем кинематограф.
       На сцене художник Александр Горенштейн создал имитацию павильона — белая стена загородного домика, вся заросшая плющом (больше похожим на водоросли). Ощущение дежа вю обеспечено: в БДТ "Дом, где разбиваются сердца" идет в очень похожих декорациях. "Летняя ночь", заявленная на афише, — нескончаема. На арьерсцене герои, мило резвясь, играют в бадминтон на фоне черного задника, отчего летняя ночь приобретает некоторые черты полярной. В нужный момент "избушка" уедет вверх, а сверху, наоборот, спустятся тряпочные стволы деревьев. Это волшебный лес. Материальная культура спектакля трогательна, поскольку сильно отдает старомодной "тюзовской" эстетикой. Вероятно, это входит в авторский замысел, ведь наиболее художественно значимый элемент спектакля решен в том же духе.
       Начинает "Sex comedy" и, периодически появляясь на сцене, "незримо" для героев вмешивается в их жизнь странный персонаж, названный "лесным духом", — рослый малый, облаченный в подобие фиговых листков (Артур Мкртчян). "Дачники" — Евгения Симонова, Евгений Иванов, Татьяна Кузнецова, Иван Краско и другие — всячески его третируют: вовсе игнорируют, дразнят "пеньком", обрывают и пожирают грибы, выросшие у бедняги на макушке. Архаичная "тюзовская" невинность этого сатира придает "взрослому" сюжету "Sex comedy" особую пикантность.
       "Великий бог Пан умер!" — провозгласил некогда философ. Пан умер, а дело его — живет. Персонажи, как и положено по сценарию, бесконечно выясняют запутанные сексуальные отношения, кто-нибудь непременно прячется под окном возлюбленной, кто-то кого-то с тупым упорством уговаривает "удалиться под сень струй", нимфоманка великодушно делится опытом с временно фригидной домохозяйкой, а окружающая природа (в образе тряпочных деревьев) освобождает незадачливых героев от груза цивилизации и культуры и подталкивает к "первобытным" страстям. Тонкий "шекспировско-лоуренсовский" конфликт, на экране отстранявшийся с помощью авторской вудиалленовской иронии (в основе которой, как всегда, неистребимая печаль и тоска по естественной жизни типичного интеллигента-невротика), на театральной сцене выглядит незатейливым балаганом, где действуют "разжалованные" из опереточных персонажи, преисполненные ненормально взвинченной и чаще всего угнетающе фальшивой жизнерадостности.
       Спектакль Гришко окажется "неверен" всем. Разумеется, публика, которая "клюнула" на иностранное слово "sex", не дождется того, что ей пригрезилось, — в распоряжении артистов Комиссаржевки только давно испытанные на подмостках выразительные "эротические" средства, ничего волнующе предосудительного: они старательно кокетничают, иногда честно возятся на полу, мужчины — со знанием дела вращают глазами, дамы — томно вздыхают и поправляют не вполне натуральные прически. Не получат обещанного, правда, и те, кто поверил на слово режиссеру Гришко, — он отважно клялся, что в его постановке будет "нечто чеховское".
       Момент наступления "чеховского" был, признаюсь, упущен.
       МАРИЯ ЛИЛИНА