1 июля вступает в силу новый Уголовно-процессуальный кодекс, а также ряд подзаконных актов, которые существенно расширяют полномочия и функции органов юстиции. О наиболее острых моментах в их работе корреспонденту Ъ АНДРЕЮ ЦЫГАНОВУ рассказывает начальник управления Минюста по Северо-Западному федеральному округу АЛЕКСАНДР БАСТРЫКИН.
— Помнится, по результатам одной из проверок Виктор Черкесов даже направил министру Юрию Чайке представление об отстранении от должности начальника управления Владимира Еременко. И что в результате?
— Вопрос о персональной ответственности начальника главного управления не снят. После представления, о котором вы говорите, я имел беседу на эту тему с Юрием Чайкой, после чего у него состоялся очень серьезный разговор с Владимиром Еременко. Насколько я знаю, разговор был жестким, Владимиру Ивановичу поставили задачу исправить ситуацию и определили сроки. Со своей стороны,мы будем контролировать этот процесс. В августе мы должны вместе с представителями администрации президента по Северо-Западу подвести итоги. В службе судебных приставов Петербурга уволены два заместителя начальника управления, в том числе бывший зам по административно-хозяйственной части Ярослав Матико. Я считаю именно его главным виновником безобразий, которые там творились. Люди работают в безобразнейших условиях: помещения не ремонтируются, связи нет, транспорта нет. Спрашиваем — почему. Нам отвечают: приходили к Матико — никакой реакции. Но деньги-то есть, — только в городской фонд поддержки ССП в прошлом году было перечислено 55 млн рублей. Но расходовали их нецелевым порядком: на иномарки для руководителей управления, на оплату сотовых телефонов для них же.
— В новом УПК, который вступает в силу с 1 июля, службы судебных приставов наделяются правом самостоятельно возбуждать уголовные дела о неисполнении решения судов и правом вести их расследование. Что это дает?
— Это очень правильный шаг, — до сих пор нам приходилось выходить с представлениями в прокуратуру, с которой у нас позиция, к сожалению, совпадает не всегда. Не говоря уж о том, что прокуроры зачастую не заинтересованы в возбуждении "проблемных" дел. Их можно понять. В Нарьян-Маре прокурора сняли за то, что он заступился за нашего сотрудника, который пытался вручить губернатору Бутову свое постановление на трапе самолета. Бутов его грубо оттолкнул, так что наш сотрудник чуть не разбился.
Вообще, я за то чтобы Минюст получал больше полномочий и сил. Вот сейчас с 1 июля нам добавляют на всю Россию 3200 штатных единиц судебных приставов (при потребности 30-40 тыс.). И очень зря мы на этом экономим. Я считаю, что на базе ССП здесь можно создать такого в хорошем смысле монстра, которому могут позавидовать и ФСБ, и прокуратура. Ведь это одна из немногих госструктур, которая, наряду с МНС и ГТК, может реально приносить государству деньги.
— Ой ли? Изъять-то вы, может, и изымете, а как быть с реализацией конфиската? Ведь ею занимается РФФИ, который вам не подчиняется. И который, по данным вашего же управления, за прошлый год реализовал лишь 16% взысканного ССП имущества.
— В мае правительство предоставило РФФИ исключительное право на реализацию имущества, взысканного по решению судов. С моей точки зрения это не совсем правильно.
Любая монополия вредна, а сейчас специализированные организации фактически находятся в кабальной зависимости от РФФИ. Но раз уже есть решение правительства, нам надо находить компромисс и сотрудничать. Кстати, со стороны московских товарищей из РФФИ мы встречаем куда больше понимания, чем в Северо-Западном межрегиональном отделении. У нас позиции разнятся: Григорию Слабикову (начальник межрегионального отделения РФФИ) главное — заработать деньги, а наша главная цель — исполнить решение суда.
— А что с таможенным конфискатом? Ведь его реализацией вообще до сих пор занимается коммерческая структура.
— Новый УПК четко говорит, что имущество у граждан не может быть изъято иначе как по решению суда. А единственной в России государственной организацией, которая занимается принудительным исполнением судебных решений, являются приставы. Однако на сегодня таможенники нас не очень к себе пускают. У них есть своя организация "Рестэк", которая занимается реализацией конфиската. Наше отделение РФФИ сейчас пытается перетянуть одеяло на себя и здесь видит в нас союзников. При этом, не скрою, сами приставы не очень торопятся заниматься реализацией конфиската: как правило, это ликвидное имущество, очень большие деньги и, как следствие, большие проблемы. А свои 7% с этого имущества приставы иметь никак не будут.
— Недавно наша газета писала, что работники "Крестов" через суд требуют компенсаций за переработку. Какова ваша позиция?
— Наша позиция проста: сотрудники уголовно-исполнительной системы также являются заложниками этой системы. Их права нарушаются так же, как не соблюдаются права арестованных. И они правильно поступают, что идут в суд. Деньги на выплату надбавок за перелимиты в федеральном бюджете заложены, но до ГУИНа почему-то не дошли. Почему — вопрос не к нам. Фискальной функции на нас законодатель не возложил.
— А конвоирование? Сейчас многие судебные процессы не могут двигаться из-за отсутствия конвоя.
— На сегодняшний день функции конвоя оставлены за МВД и к нам никакого отношения не имеют.
— Есть ли у вас какие-то рецепты, как разгрузить питерские изоляторы, в первую очередь те же "Кресты"?
— Недавно у меня был новый начальник ГУИНа Валерий Заборовский, он высказал ряд интересных предложений. По его мнению, надо сокращать сроки пребывания арестованных в изоляторе после судебных решений (кассационная инстанция). То есть переводить часть людей в другие учреждения города и области. Есть и другие организационные вопросы, которыми мы занимаемся. Скажем, можно открыть церковь в "Крестах", — она же там есть; повесить на стенах изолятора таблички с правами, чтобы заключенные их знали. Мы планируем в августе провести по этим вопросам координационное совещание, на котором озвучим все эти предложения.
— Каково ваше отношение к идее коммерческих тюрем?
— Ко мне подходили с такими предложениями. Но разговора не получилось. Исправительные учреждения во всем мире — это прерогатива государства. Не говоря уж о том, что вообще тюрьмы — это последний аргумент государства, когда оно расписывается в своей неспособности заниматься воспитанием и образованием. Сейчас богатые люди, вместо того чтобы открыть школу или детский дом, готовы строить коммерческие тюрьмы. Но это еще никого не спасало.