Письма мертвого человека

В Петербурге в особняке Румянцева, где расположен филиал Музея истории города, открыта выставка "Случай А.К." — самый, вероятно, внятный и впечатляющий проект фестиваля "Современное искусство в традиционном музее".
       Авторам выставки — московскому книжному иллюстратору Вере Хлебниковой и ее коллеге, жителю Хельсинки Александру Райхштейну — конечно, повезло. Им ведь могла и не попасть в руки папка, найденная когда-то кем-то в заброшенном доме в Вологодской области. А вот герою выставки — А.К. — не повезло совсем. Потому что весь А.К. поместился в этой папке.
       Александр Корякин родился в 1912 году в селе Красавино. Школу окончил на все четверки, а по математике даже на "отлично". Прошел годичные курсы при Красавинской льнопрядильно-ткацкой фабрике. В 22 года женился на Поликсенье Селиверстовой — она была на два года старше. Воевал, получил медаль "За оборону Ленинграда". После войны вернулся домой, работал бухгалтером и дважды избирался депутатом красавинского горсовета. В 1953 году отправился в Ленинград в санаторий подлечить сердце. Там внезапно сошел с ума. И умер.
       Такой биографической справки в природе нет — потому что вряд ли она кого-то заинтересует. Нет ее и на выставке: А.К. сохранился только в виде сухих документов. Свидетельство о рождении, аттестат, справка о браке, билет красноармейца, удостоверение члена профсоюза. Платежка за телефон. Бумажка из Осоавиахима. Немного лирики есть в письмах — с фронта А.К. даже прислал любимой Поликсенье большое стихотворение: "...Помню как сейчас доклад я делал // А после получил повестку в путь // Прости меня, что глупо сделал // И ночью вам не дал заснуть...". Больше прямой речи А.К. почти не оставил. Зато остались врачебные записки ("в тяжелом состоянии помещен во 2-ю психиатрическую больницу"), справка о смерти, счет из похоронной конторы. Письма соседей по санаторию, которые описывают вдове последние дни мужа: вдруг стал нервным, котлету не ел, жаловался на "столбняк в голове". И, наконец, апофеоз: возмущенное письмо от красавинского чиновника в ленинградский санаторий. Во-первых, зря отдали человека в психушку. Во-вторых, где-то потеряли его плащ.
       Художникам оставалось только переснять документы и оформить их чем-то вроде рамок с песком и пылью. Еще в центре зала поставили больничную кровать, а под потолок повесили плащ — но это уже, кажется, лишнее. Выставка и так производит сильное и довольно зловещее впечатление. А.К. — даже не "маленький человек", к чему клонят авторы, и что, конечно, напрашивается в связи со всей этой психиатрически-шинельной гоголе-достоевщиной. А.К. — человек, которого не было. Его лицо на нескольких сохранившихся снимках ничего не выражает и ни на минуту не запоминается. Его фамилию коверкают ("Карякин") даже друзья. Почему свихнулся господин К.? И свихнулся ли — или врачи-убийцы действительно замучили его душем Шарко? И куда, в конце концов, делся плащ? Этих вопросов не существует — потому что любой вопрос должен подразумевать хотя бы возможность ответа. Занявшись важной для актуального искусства игрой в "документирование", авторы выставки и сами, возможно, не заметили, как пришли к тупику откровения: они документируют пустоту. Получилось грустно. "Случай А.К." — тяжелый случай. И всем пора начинать готовиться. Вот фамилию Александра Райхштейна уже в основной программке фестиваля написали неправильно.
       СТАНИСЛАВ ЗЕЛЬВЕНСКИЙ
       

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...