В нью-йоркском Линкольн-центре завершились гастроли Мариинского балета. От их успеха или провала зависело многое — в частности, судьба спектаклей-реконструкций. ЮЛИЯ ЯКОВЛЕВА считает, что не случилось ни того, ни другого.
Петербургская премьера выпускалась в аврале, без обязательных финальных репетиций. "Баядерку" вытолкнули на сцену полуодетой: добрую половину костюмов пришлось брать из старого гардероба. Вопреки обыкновению, исполнительница на главную партию была только одна — Дарья Павленко танцевала премьеру без страхующей дублерши в кулисах. Но в американском графике были заявлены сразу шесть "Баядерок". У руководства театра было два выхода. Либо повезти старую советскую версию, а значит, сорвать контракт, обещавший эксклюзивный спектакль. Либо попытаться привести новинку в товарный вид, рискуя не успеть ко дню американской премьеры и провалиться. На все про все был один месяц.
Решили спешно дошивать костюмы, устранять постановочные неполадки, готовить недостающие комплекты солистов. Кроме Дарьи Павленко на партию храмовой танцовщицы Никии были выписаны Светлана Захарова (она в итоге и открывала гастроли), Диана Вишнева, Ирма Ниорадзе (прямо перед поездкой выбывшая из марафона из-за травмы) и Софья Гумерова. Спектакль без остановки тасовали, выкидывая одни номера, добавляя другие, подчищая третьи, — определился новый, компромиссный вариант, расходящийся не только с авторским текстом 1900 года, но даже с петербургской премьерой 2002-го.
Уже в Нью-Йорке тревожно отслеживали заполненность зала: плохо разошлись лишь VIP-билеты по $130, — так заламывают цены только на Мариинку, обычно билеты на ведущие балетные компании дешевле примерно на $50. Артисты готовились с утра бежать за свежими газетами, петербургские болельщики припали к интернету. Мариинку лихорадило не зря. Запутавшись в собственной внутренней политике (а именно это чуть не грохнуло петербургскую премьеру "Баядерки"), театр ставил под удар репутацию на международном балетном рынке. Но недооценил ее прочность.
Тон большинства рецензий откровенно растерянный. Так пишут, когда профессиональных критериев для оценки нет, а чисто по-человечески не очень нравится, но признаваться в этом неприлично. Но с другой стороны, такая реакция свидетельствует, что американские гастроли больших русских балетных трупп перестали быть сенсацией, вошли в общемировой миграционный график, стали сегментом рынка: рецензенты отсматривают их без посторонних эмоций, что называется, в рабочем порядке.
Надо сказать, с предыдущей аналогичной постановкой Мариинки — "Спящей красавицей" по образцу 1890 года — американские критики особо не церемонились. Фразу главной американской критикессы Анны Киссельгоф (Anna Kisselgoff) из The New York Times про "раненого бегемота, громоздящегося на сцене", передавали из уст в уста. Но это была первая статья: по мере гастрольной карьеры "Спящей красавицы" скепсис сменился однозначными похвалами, а те, в свою очередь, переросли в оды и панегирики.
Теперь той же Киссельгоф приходится говорить не по существу, больше помалкивать и делать умное лицо. В по-прежнему корпоративной нью-йоркской "полиции танца" редкий боец рискнет переть против "общего мнения".
Общее отсутствие внятности неожиданно наблюдалось и в оценках исполнительства. Крупнейшие русские академические труппы американская критика отсматривает ежегодно: не Мариинка, так Большой, не в Нью-Йорк, так в Вашингтон приезжают непременно. В этом году их даже стали сравнивать не с местными или французами, а между собой. Обозреватель The New York Times, в частности, сочла петербургский женский кордебалет в "Баядерке" "безупречным", но нашла, что "по общему впечатлению он уступал труппе Большого театра в сцене 'Тени', представленной в июне в Вашингтоне". То есть в смысле ровности линий, точности перестроений и выделки pas все ОК, но в смысле "души" Большой балет все же душевнее.