Мексика, которую они раскопали

В Эрмитаже открылась выставка "Путешествие в страну богов. Мексика. Памятники древности". Ее собрали 16 мексиканских институтов и поначалу показывали у себя на родине. Потом перевезли в Амстердам, а оттуда — в Петербург. Последний раз нечто подобное было здесь лишь в 1961 году.

       На пресс-конференции директор Эрмитажа Михаил Пиотровский призвал вспомнить, что современный мир, и конкретно Россия, обязан Мексике не только телесериалами. Правда, на выставке речь идет о Мексике, которой уже давным-давно нет: прославленная древняя цивилизация сильно просела еще до прихода экспедиции Колумба, последние ее ростки были окончательно вытоптаны европейцами, ринувшимися на новый континент. Но она была столь мощна, что ныне культурные ценности прямо брызжут из-под земли и археология превратилась в Мексике почти в промышленную отрасль. Как сказала присутствовавшая тут же министр культуры Мексики, кутаясь в шаль, похожую на национальный флаг, "чуть-чуть стоит покопать землю — и вы тотчас что-нибудь найдете". Ученые, главы различных мексиканских антропологических институтов, подтвердили: археологические открытия в Мексике случаются каждый день. Словом, есть что показать миру.
       Другое дело, что мир мало что из этого поймет. Даже при изрядной пытливости. Журналистка из зала спросила, правда ли, что календарь майя "доходит до 2012 года". Мексиканский антрополог стал терпеливо объяснять, что календарь майя вообще ни до какого года дойти не может, потому что он не линейный, а циклический. Михаил Пиотровский забеспокоился и поспешил предупредить мексиканских коллег, "что у нас много достаточно специфических представлений о культуре Мексики". И что иные падкие до сенсаций невежды даже готовы истолковать древние изображения индейских жрецов как портреты космонавтов. Падкие до сенсаций невежды в зале ощутимо приуныли: про космонавтов явно собирались спросить. Но представители мексиканской стороны поспешили успокоить: современные мексиканцы часто сами не понимают, что такое откапывают. Насквозь ритуализованная, надежно отгороженная от мира двумя океанами цивилизация после своей гибели превратилась в почти непроницаемый шифр.
       Мексиканцы попытались хотя бы чуть-чуть приблизить все это к широкой публике. Не стали акцентировать мультикультурность: майя, ацтеки и менее известные народы выступают общим фронтом. Не стали зацикливаться на истории: вещи разного времени разобраны по общим темам. Но и это оказалось непросто, потому что тема, по сути, одна: в древней Мексике все так или иначе сводилось к религии. А в самой религии — к жертвоприношениям, а необходимость жертвоприношений, в свою очередь, — к наркотикам. Даже игра вроде европейского футбола кончалась отрубанием головы капитану проигравшей команды. Популярно было также вырезание сердца, причем у еще живого человека, — чтобы жертва не портила ритуал выкриками и лишними телодвижениями, ей на месте приходилось расширять сознание.
       Несмотря на мрачноватое содержание, смысл большинства ритуалов был оптимистическим: фонтаны крови символизировали жизнь. Так что на выставке получилось — допустим, налево ножи для человеческих жертвоприношений, а направо — сосуды для человеческих жертвоприношений. Вещи очень пластичные, в сдержанной терракотовой гамме, искусно выделанные: отсутствие высоких технологий возмещено избытком времени. Сплошь загадочные: при натуральности изображения какая-нибудь "собака в маске" выглядит галлюцинацией, исполненной в глине. Видимо, поэтому мексиканские организаторы заранее призвали публику не напрягаться и воспринимать как есть, по-простому, по-человечески: мол, что люди надевали, как причесывались и украшали себя. Но от этого совета только хуже. Каменные и терракотовые индейцы с припухшими веками, сплющенными носами, отвислыми губами, кривыми зубами, горбатые, рахитичные, в разваленных, разморенных позах выглядят прямо нацией, постоянно пребывающей под ритуальным кайфом и неуклонно вырождающейся.
       Среди останков великой цивилизации публика бродила вяло. Эффект открытия подпортила жара. В душных залах Эрмитажа хуже всего пришлось официальным лицам, закованным в представительские пиджачные пары. Губернатор Петербурга Владимир Яковлев вежливо всматривался в витрины, со сдержанным интересом слушал пояснения, мексиканские гиды-археологи выказывали готовность удовлетворить малейшее желание высокого гостя, но по лицу губернатора казалось, что больше всего он желал холодного пива. И это было единственное, что было понятно как есть, по-простому и по-человечески.
       ЮЛИЯ ЯКОВЛЕВА