Существуют такие оригиналы, которые полагают, что квинтэссенция кино, все, что только можно было сделать в нем, содержится исключительно в американских фильмах "золотого века", то есть снятых до 1960 года. Несмотря на категоричность такого суждения, порой хочется к нему присоединиться. Особенно когда сравниваешь старый добрый Голливуд с тем, что производится в мире в наши дни. К счастью, классическая коллекция на видео пополняется едва ли не еженедельно. "Непрощенная" (The Unforgiven, 1960, *****) Джона Хьюстона (John Huston) — суровый вестерн, приближающийся к поэтике античной трагедии о борьбе чувства и долга. Хьюстон (1906-1987) был уникальным режиссером, не знавшим эстетических провалов: его последний фильм "Умершие", который он завершал уже смертельно больным, столь же совершенен, как и первый, "Мальтийский сокол" (1941), положивший начало "черным" фильмам. В его фильмах сыграла свою первую и последнюю роли Мэрилин Монро. Авантюрист по натуре, Хьюстон всегда воспевал упорство одиночек, бессмысленные, но прекрасные подвиги. Его неприкаянные герои шли наперекор здравому смыслу и именно поэтому побеждали даже тогда, когда терпели сокрушительное поражение. "Непрощенная" — манифест расовой терпимости, что в консервативной Америке конца 1950-х еще требовало гражданского мужества, и одновременно портрет великолепного упрямца, идущего против всех. Упрямец, которого сыграл великий Берт Ланкастер (Burt Lancaster), вынужден бороться и с индейцами, и с соседями, такими же фермерами, как и он, и с собственным братом. Дело в том, что его сестра, что хранится в глубокой тайне, не родная, а приемная, индианка, когда-то, совсем маленькой девочкой, захваченная и удочеренная. Семейная идиллия рушится вместе с появлением индейцев, требующих вернуть им дочь их племени. С тем, что от "краснокожей" надо избавиться, согласен даже второй брат: он покинет отчий дом, но все-таки вернется к финальной схватке. И только герой Ланкастера будет бросать вызов небесам, готовый отстаивать до последней капли крови свою сестру. По отношению к гениальному Хьюстону вряд ли придет в голову употреблять определение "культовый", зато нашим современникам оно выдается со щедростью, приближающейся к полной девальвации. "Город потерянных душ" (The City of Lost Souls, 2000, **) не просто культового, но самого модного в мире японского режиссера Такаси Миике (Takashi Miike) жестоко разочаровывает. Впрочем, было бы странно, если бы человек, снимающий в год по пять фильмов, не знал провалов. История японского гангстера бразильского происхождения и его напарницы, прекрасной китаянки, сражающихся и с якудза, и с китайскими триадами, и с оскорбленными чувствами соплеменников-латинос, и с русской мафией, вполне невнятна. Впрочем, это еще полбеды. Миике ориентируется на зрителей, слишком хорошо знакомых со всеми кодами криминального жанра, наслаждающимися не перипетиями интриги, а новым "дизайном" стереотипов. Но "Город потерянных душ" порой производит впечатление картины, наспех смонтированной из отходов производства, из эпизодов, выброшенных в мусорную корзину за свою вторичность. Правда, всех тонкостей восприятия фильма самими японцами учесть невозможно. Судя по всему, Миике совершил мужественный поступок, сделав героями "инородцев": Япония до сих пор остается весьма расистской страной, если судить по фильмам о судьбе, например, японских корейцев. В одном эпизоде высокомерный китаец объясняет своим японским коллегам, что его предки некогда открыли по соседству со Срединной империей остров, населенный обезьянами, и обучили их писать иероглифы. Но это уже не наша забота. Фирменный стиль парадоксалиста Миике, который в иных своих фильмах из кожи вон лезет, чтобы удивлять зрителей ежеминутно, чувствуется лишь в нескольких эпизодах. В мультяшном петушином бое, например, когда петухи лупцуют друг друга по всем правилам боевых искусств. Или в смертоносной игре в пинг-понг. Или в финальном плане, где под хохот выживших якудза в камеру летит банка из-под пива. Хорош и русский браток, любитель Есенина, которого китаянка поджигает, что твой фокусник, выпущенной изо рта струей горящей водки. Но самая большая загадка фильма заключается в том, что Миике предсказал победу Бразилии на чемпионате мира по футболу. Успехи бразильского кино на мировой арене не столь бесспорны. Вальтер Саллес (Walter Salles), очевидно, самый известный сейчас в мире бразильский режиссер. Четыре года назад он получил "Золотого медведя" Берлинского фестиваля за гиперсентиментальный "Центральный вокзал" (Central do Brasil) — историю поисков маленьким мальчиком и старой теткой, с очерствевшим, но постепенно оттаивающим сердцем, отца ребенка. "Последнее солнце" (Behind the Sun, 2001, **) Саллеса — продукт, безусловно, экспортный. Даже не зная деталей бразильского быта, ощущаешь некую фальшь, льющуюся с экрана. Уж больно Бразилия выглядит в соответствии с самыми упрощенными представлениями о ней, хотя фильм старательно имитирует почвенную, эпическую поэзию. Но уж слишком салонно, гламурно выглядят и обветренные лица крестьян, и плуг, взрыхляющий почву, и мачете, сносящие кактусы, и парочка цирковых артистов, завораживающих героя фильма, мальчика, акробатическими номерами и глотанием огня, а его старшего брата — красотой юной артистки. И кровная месть, являющаяся основным сюжетом фильма, аранжирована слишком театрально: с окровавленной рубашкой, распятой на бельевой веревке, как напоминание о неотмщенной крови, со слепым главой семейства, объявляющим перемирие на период между двумя полнолуниями, с затянутыми погонями сквозь хлещущие тела заросли.
