Вчера в Манеже открылась сенсационная по количеству представленных работ выставка Бориса Кошелохова "Два пути".
Когда художника называют "живой легендой", это значит, что внеэстетические обстоятельства его жизни важнее, чем качество производимого им искусства. Борис Кошелохов — уникальное сочетание не рекламной, а подлинной легендарности и удивительного живописного дара. Пожалуй, он — лучший живописец Петербурга, истово преданный живописи в ее традиционном понимании, никогда не скатывающийся в салонность, никогда не поддающийся искусу "концептуальной" дематериализации искусства. Таких монстров в наши дни не заметно даже в мировом искусстве.
Преданность живописи кажется в наши дни извращением. А сам Боб — собственной картиной, каменной глыбой, сгустком доисторической энергии. 2 ноября 1975 года этого уроженца Златоуста, переменившего в Ленинграде много рабочих профессий, проводившего часы в "Сайгоне" за шахматами и варившимся специально для него "маленьким шестерным" кофе, в котором ложка стояла колом, что-то "стукнуло". Он не просто занялся живописью, но стал гуру для юных художников, объединившихся в группу "Летопись". Оттуда вышли и Елена Фигурина, и Тимур Новиков, основавший в 1982 году свою группу "Новые художники", также бесконечно многим обязанную Бобу. Эмигрировав в 1978 году, Боб через несколько месяцев вернулся, соскучившись по городу, друзьям и "Сайгону".
Свое эстетическое кредо он формулировал исчерпывающе лаконично: "Хуячить, хуячить и хуячить". Перевод на цивилизованный язык: он напоил анемичную городскую живопись цветом, освободил от излишней рефлексии, навязал монументальную простоту, восходящую к примитивному искусству и экспрессионизму начала ХХ века. Только чудом можно объяснить то, что самородок Боб ворвался на художественную сцену, когда мировое искусство только начинало поворот к брутальному неоэкспрессионизму "новых диких".
Уникальность Боба такова, что дает ему право даже на то, за что любого обвинили бы в гигантомании. Он одержим идеей самой большой картины в мире — два огромных полотна уже выставлены в Лионе и Гамбурге. "Два пути" — тоже наброски к картине, а может быть, фреске, предполагаемой площадью 5000 кв. метров. Галлюциногенная выставка в Манеже напоминает фиксацию впечатлений Господа Бога, проносящегося вокруг Земли и видящего одновременно все: и людей, и летающих рыб, и северных охотников, и языческих идолов, и парно-, и непарнокопытных, и церкви, и кренящиеся дома, и лица, и маски, и рождение, и смерть, и едва вылупившихся цыплят, и смешные автомобильчики, и восходы, и закаты, и художников, и девок. Это не укладывается ни в какие рамки принятых представлений о современном искусстве, но органично в ряду тех великих эстетических утопий, которые его породили.
МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ