Событие недели — "Большой переполох" (Big Trouble, 1985) Джона Кассаветиса (John Cassavetes, 1929-1989), американского режиссера греческого происхождения, который гораздо тоньше, чем истинные янки, чувствовал внутренний драматизм американской мечты и все свои фильмы снимал о людях, охваченных невыразимым, непереводимым на рациональный язык беспокойством (19 августа, ОРТ, 23.30 ****). Кассаветис мало известен в России, хотя именно у него Люк Бессон (Luc Besson) в свое время слизал, впрочем, весьма творчески развив, сюжет "Леона" (Leon, 1994). Между тем он относится к очень и очень немногочисленным режиссерам, которые радикально изменили сам язык кинематографа. "Большой переполох" — его не самый удачный последний фильм, вышедший на экраны за четыре года до того, как режиссера сразили наповал бесчисленные стаканчики виски и сигареты. Сюжет фильма мог бы лечь в основу любой голливудской комедии. Главный герой — страховой агент, который мечтает лишь об одном: чтобы три его дочери могли бы продолжить свои занятия музыкой в Йельском университете. Но денег, увы, не хватает. Встретившись с роковой женщиной и всучив ее мужу весьма специфическую страховку, он становится сообщником мошенников, вовлеченным во все более и более рискованные приключения. Но благодаря помощи человека, которого сыграл Петер Фальк (Peter Falk), прославившийся вовсе не ролью комиссара Коломбо, а именно сотрудничеством с Кассаветисом, ему удается собрать необходимую сумму. Фильм завершается гала-концертом и оргией поцелуев и взаимных объяснений в любви. Кассаветис обладал собственной киностратегией, позволявшей сделать любой самый банальный сюжет загадочным и завораживающим. Зрители чувствуют себя с первых же кадров брошенными в самое сердце непонятной им, но как бы и жизненно важной для них истории. Дело в том, что, снимая предысторию, Кассаветис безжалостно вырезал ее в процессе монтажа, порой длившегося месяцами, если не годами. Актеры не знали, что войдет в фильм, а что нет, поэтому к первым же кадрам окончательного варианта были настолько разогреты и вовлечены в происходящее, что их присутствие на экране обретало магнетический характер. Кассаветис страстно желал своим героям добра и только добра. По свидетельствам его актеров, он очень долго сомневался, убить ли того или иного героя, даже если его смерть была прописана в сценарии. Порой ему просто не хватало сил довести до логического конца трагическую траекторию своих героев, поэтому его фильмы могли закончиться именно таким невероятным хеппи-эндом, как "Большой переполох". Другой, столь же значительный реформатор киноязыка — один из основоположников французской "новой волны" Жан-Люк Годар (Jean-Luc Godard), чей также не самый удачный фильм "Мужское и женское" (Masculin-Feminin, 1966) показывает канал "Культура" (17 августа, 22.50 ***). Впрочем, Годар — тот режиссер, чей даже самый провальный фильм будоражит воображение и разум. "Мужское и женское" по внешним признакам — типичный опус "новой волны", бесцельные блуждания, горькие влюбленности и нелепые смерти молодых людей. Но Годар снимал все это, в отличие от своих коллег, не изнутри, не с позиции героев, а извне, как растерянный, но не утративший проницательности аналитик. Его растерянность объясняется тем, что Годар в середине 1960-х годов ощутил себя почти что в вакууме, в пространстве между двумя поколениями. Своим поколением — послевоенных экзистенциалистов, в основной массе усвоивших вполне конформистские правила социального и творческого поведения. И поколением, которое через два года выйдет на парижские баррикады и которое для Годара, хотя он сам является для них одним из властителей дум, остается вещью в себе. Именно в "Мужском и женском" Годар нашел для этой молодежи гениально-лаконичное определение: "Дети Маркса и кока-колы", причудливо совмещающие в себе антибуржуазный, прежде всего антиамериканский пафос, и завороженность американской массовой культурой. Но исходным толчком к созданию фильма стала для Годара новелла Мопассана "Жена Поля": мальчик влюблен в девочку, которой на него плевать, поскольку она любит другую. Романтик Поль работает на заводе, пишет на стенах "Янки, убирайтесь домой", непрерывно курит и прячет свою растерянность за наигранным цинизмом. Мадлен не отдает себе отчета в собственной жестокости, слушает модную музыку "йе-йе", записывает свою первую пластинку и бредит Америкой. Когда он вроде бы случайно упадет из окна, она неподдельно изумится такой развязке. Забавно, что в крохотном эпизоде этого фильма сыграла саму себя Брижит Бардо (Brigitte Bardo): во время одной из встреч Поля и Мадлен в кафе она репетирует за соседним столиком сцену из будущей театральной постановки. А если самой Бардо было не в лом сняться в таком "скучном", социальном фильме, его тем более стоит посмотреть. Теленеделя вообще богата на фильмы, поставленные именно поколением Кассаветиса и Годара. На ОРТ — уже миллион раз показанный и тем не менее недооцененный фильм литовца Витаутаса Жалакявячуса "Никто не хотел умирать" (1966) (17 августа, 11.35 *****). Увенчанный официальными премиями, он якобы повествовал о героической борьбе сторонников советской власти против "буржуазных националистов" в ходе гражданской войны в Литве конца 1940-х годов. Нормальный же зритель любил "Никто не хотел умирать", поскольку это был один из первых образцов "советского вестерна". Беззаконное село, где банда Домового убивает уже не первого председателя колхоза. Сыновья убитого, братья Локис, мстят за отца. Финальная, достойная "Великолепной семерки" битва между "плохими" и "хорошими", завершающаяся невыразимым по жестокости диалогом между умирающим Домовым и сразившим его Локисом. "Ты не знаешь, какая боль".— "Не знаю". На самом деле Жалакявячус был режиссером, равным по темпераменту Ингмару Бергману (Ingmar Bergman). И гражданскую войну он снимал как "драму жестокости", как религиозную трагедию смены веры. Трагизм итальянской истории был главной темой кинематографа "политического" режиссера Дамиано Дамиани (Damiano Damiani), пережившего свой звездный час в 1970-е годы терроризма, но затем, увы, впавшего в режиссерскую беспомощность. "День совы" (Il giorno della civetta, 1968) (17 августа, "Культура", 19.50 ***) — томительная, как сицилийский полдень, история безнадежного противостояния честного полицейского и мафии. Польский же шестидесятник Роман Полански (Roman Polanski), недавний победитель Каннского фестиваля, представлен на телеэкране своим предпоследним фильмом "Девятые врата" (La Neuvieme Porte, 1999) (18 августа, РТР, 23.15 ***). Готический ужастик об авантюристе-антикваре, который разыскивает инкунабулу с иллюстрациями, исполненными якобы самим Сатаной. Голливуд же представлен на неделе скромно, но достойно. "Канонерка" (The Sand Pebbles, 1966) Роберта Уайза (Robert Wise) — драма американских моряков, вовлеченных в гражданскую войну в Китае 1920-х годов (18 августа, ОРТ, 23.40 ****).
