Кукушка, кукушка, дадут ли мне "Оскар"?

10 сентября в Петербурге состоялась премьера фильма Александра Рогожкина "Кукушка", увенчанного пятью призами Московского кинофестиваля и двумя — Выборгского.

       Пресс-конференция режиссера и актеров Виллэ Хаапасало и Виктора Бычкова, как и премьера, где к ним присоединилась саамская актриса Анни-Кристина Юусо, похожая на Бьорк и озорную ведьмочку одновременно, прошли в умилительной, семейной атмосфере. Чувствовалось: люди не просто хорошо поработали, но и видят в фильме экзистенциальный жест. По словам Виктора Бычкова, умирая, надо успеть выкрикнуть свое Слово, например, как в "Щите и мече": "Хайль Гитлер!". Это была единственная ироническая нота. Господин Рогожкин говорил, что снимал не о войне, очень неправильной штуке, а о мире. Виллэ Хаапасало, сыграв прикованного к скале снайпера Вейко, понял деда, испытавшего ужас войны. Виктор Бычков законно гордился тем, что сыграл драматическую роль: теперь навязчивые поклонники обращаются к нему не "Кузьмич", а "Виктор Николаевич". Госпожа Юусо просто спела песню о ветре.
       Столь же человечен и прост сюжет. Два смертника, Вейко и вырвавшийся из лап СМЕРШа капитан Иван, попадают осенью 1944 года в дом саамки Анни-Кукушки, умеющей оживить мертвеца, но четыре года не знавшей мужской ласки. Они говорят на разных языках, Иван, в отличие от Вейко, еще не навоевался, но все завершается идиллически: мужчины возвращаются в большой мир, оставив Анни сыновей, названных в их честь Вейко и Пшел-ты — так по недоразумению обращался финн к русскому. Легкие движения камеры; потрясающая красота Беломорского побережья; милое бесстыдство Кукушки; напоминающее и о Беклине, и о Тарковском царство мертвых, откуда Кукушка вытаскивает Вейко. В "Кукушке" очевидны параллели и с фильмами господина Рогожкина, и с иной продукцией студии СТВ. С "Блокпостом" ее роднит взгляд на мир через прицел винтовки — Вейко пользуется им как биноклем — метафора взгляда режиссерского. С "Рекой" Алексея Балабанова — обращение к "примитивным" культурам, якутам или саами. Это кино почвенное в хорошем смысле слова. Но, если господин Балабанов снимает животную, не идеализирующую почву трагедию, то у господина Рогожкина — уклон в гладкое, этнографическое кино. Есть и параллели с мировой классикой, возможно, интуитивные. Иван стреляет в Вейко, но, узнав, что Финляндия вышла из войны, столь же истово начинает его спасать. Так заканчивался один из лучших фильмов о войне, "Большая красная единица" (The Big Red One, 1980) Сэмюэля Фуллера (Samuel Fuller).
       Трудно понять, что не так в "Кукушке", не стоит ли отказаться от придирчивого анализа, сохранить в неприкосновенности первоначальное умиление. Может быть, Виктор Бычков и Виллэ Хаапасало слишком породнились за годы работы над "Национальными особенностями", чтобы убедительно сыграть врагов: ожесточение Ивана наигранно, ну не поднимается у него рука на Вейко, а надо. Может быть, слишком подогнаны друг к другу произносимые на трех языках фразы, чтобы возникало необходимое ощущение изначального непонимания и его преодоления. Может быть, слишком много говорят мужчины о том, как устали от войны: приоритет слова обычно выдает недоверие режиссера к изображению, с которого, в принципе, эмоции должны считываться сами по себе. Может быть, некоторые гэги смотрелись бы уместнее в комедийной саге господина Рогожкина, а не в серьезной "Кукушке": прохвативший Ивана понос, мягко говоря, не шедевр юмора.
       Таких "может быть" накапливается довольно много и резюмировать их можно роковым: "может быть, режиссеру очень хотелось понравиться всем и сразу". Впрочем, это не отменяет того факта, что в России создан достойный кинематографический продукт, вполне кондиционный для "Оскара". А упрекать автора "Караула" и "Чекиста" за излишнюю гламурность несправедливо: таков общий вектор движения многих и многих enfants terribles европейского кинематографа.
       МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ