На петербургском ХII Международном фестивале "Балтийский дом" состоялись российские премьеры нескольких выдающихся европейских режиссеров. У обозревателя Ъ РОМАНА ДОЛЖАНСКОГО сложилось впечатление, что театральная публика ожидала от зарубежных знаменитостей вовсе не того, что увидела.
Авангардист, притворившийся традиционалистом
34-летний Томас Остермайер живет в Берлине и вот уже три года руководит знаменитейшим немецким театром "Шаубюне". Но приехал в Петербург с мюнхенским театром "Каммершпиле" (тоже, впрочем, весьма известным), в котором поставил пьесу неизвестной у нас Марилуизы Фляйсер "Родня".
От господина Остермайера, лауреата европейской премии "Новая театральная реальность", прославившегося постановками жестких современных пьес, не видевшие раньше его спектаклей ждали ядреного радикализма. Ведь понятие "новой реальности" европейского театра у нас по-прежнему смутно ассоциируется с какими-то невиданными технологиями или шокирующей откровенностью.
Каково же было удивление профессиональной публики обеих столиц (по случаю первого явления России Остермайера московские театральные журналисты почти поголовно выехали в Петербург), когда ее взору предстал супернатуралистический павильон, изображающий небогатый домик в немецкой провинции, и его обитатели, одетые по моде 1960-х или 1970-х годов. В этих стенах и этих костюмах актеры "Каммершпиле" разыграли не слишком оригинальную обывательскую историю: у только что овдовевшего мужчины поселяется сестра его жены, оборотистая дама, промышляющая сначала игровыми автоматами, а потом организацией паломничества верующих в деревню, где кому-то якобы явилась Богоматерь. Коммерсантка, пристроившая к делу также молодого племянника, имеет виды и на самого хозяина, но тот предпочитает молодую прислугу. Вялотекущая домашняя драма, в которой участвуют колоритные эпизодические персонажи со стороны, приводит к краху семьи: герой оказывается лишенным наследства — золовка пускает его по миру, сын уходит из дома, а самому ему вместе с молодой женой буквально нечего есть. Морали тут, кажется, никакой нет, а есть лишь подробное изображение типичной провинциальной житейской истории.
Многие критики, введенные в заблуждение антуражем, попытались атрибутировать манеру актерской игры тоже шестидесятыми годами, а текст многим показался современной безделицей. Однако пьеса верной брехтовки Марилуизы Фляйсер была написана еще в сороковые. Так что Томас Остермайер все намеренно запутал, но при этом мастерски организовал. Черты сценических типажей "Родни" молодой берлинский режиссер, в свое время подробно изучивший мейерхольдовскую биомеханику, сгустил и заострил так, чтобы они, с одной стороны, не перешли очевидную грань гротеска и карикатурности, но, с другой стороны, не размылись в обстоятельствах. И вот великолепные немецкие актеры преподали фестивалю небольшой урок мастерства: каждый из них был настолько собран, конкретен и точен в любую минуту действия, что сценическая история обрела достоверность и "выпуклость" особого качества. Эти вроде бы обычные лица, эти простые жесты, эти понятные реакции героев теперь долго не забудутся. Гипотетический авангард явился в обличье строго отточенного и осмысленного театрального профессионализма.
Почти классик, решивший похулиганить
52-летний Сильвиу Пуркарете живет во Франции, где руководит Национальным театром в городе Лиможе. Но в Петербург приехал с Театром имени Раду Станка из небольшого румынского городка Сибиу, в котором поставил спектакль "Плов с запахом осла" по книге "1001 ночь". Имя Пуркарете известно в Европе уже лет двадцать, помимо драматических спектаклей он поставил немало опер, считается мастером массовых многофигурных представлений. Еще чуть-чуть — и будет причислен к сонму классиков европейского театра, так что можно только догадываться, каких трудов стоило руководству провинциального театра завлечь к себе знаменитого соотечественника. Сильвиу Пуркарете, видимо, решил провести время на родине с пользой: он готовит большой международный проект по сказкам Шехерезады и в Сибиу просто немного разработал материал.
Так что вместо ожидавшегося полотна публика увидела каникулярную поделку мастера. Несущую тем не менее все знаки стиля Пуркарете: многофигурное, сложно организованное действие, волнующая балканская брутальность, сочная ориентальная карнавальность, ненавязчивый метафоризм. Три десятка одетых в черное и белое актеров за полтора часа представили несколько сюжетов царицы-рассказчицы. Толстые немолодые фавны изображали совокупляющихся мальчиков, вымазанный серой краской некто выставлял из люка огромный, покрытый темной материей член, загримированная массовка мерно раскачивала скользкими рыбинами, время от времени на сцену выходили барашки. Актеры работали увлеченно, но видно было, что режиссер сработал, так сказать, крупными мазками, с ленцой. В общем, сделан спектакль из Сибиу был явно левой ногой. Но даже в гастрольном варианте чувствовалось, что это нога мастера.
В финале на огромном блюде вынесли голую женщину, засыпанную обещанным в названии спектакля пловом. На поклонах актеры по очереди отведали угощение. Публике присоединиться не предложили. Но никто не обиделся: все-таки кое-что с европейского барского стола зрителям фестиваля досталось. Во всяком случае, теперь понятно, кого с чем едят.