Залетный лебедь

На фестивале "Мариинский" в главной партии "Лебединого озера" выступила едва ли не самая ожидаемая гостья — Мария Ковроски из New York City Ballet. В Нью-Йорке балетоманы произносят ее имя с замиранием: она у них — все равно что у нас Ульяна Лопаткина. В Питере, уверяет ЮЛИЯ ЯКОВЛЕВА, этот номер не прошел.

       На фестивале "Мариинский" уже успела установиться традиция. Какая-нибудь очень статусная западная звезда танцует самый русский из русских балетов. Причем по собственному желанию. В прошлом году это сделала Аньес Летестю из Grand Opera. Сейчас вот — Ковроски. Для них это почти как во время первомайского парада на трибуне Мавзолея постоять. Вероятно, "Лебединое озеро" видится хрустальным яйцом, в которое заключен секрет волшебной русской души, которой аплодирует мир. И обе жаждали, раскрыв секреты, к ней припасть. Обеим пришлось попотеть в репетиционных залах Мариинки: если не учить текст почти с нуля (как Ковроски), то серьезно скорректировать сделанную дома партию (как Летестю). Обе на спектакле демонстрировали трогательное желание выглядеть совсем-совсем русскими, по-русски "стряхивая брызги" и допевая каждую ноту кистями, плеща руками-крыльями и меланхолически сникая в протяжных арабесках. Усилия не пропали даром. Но от этого обе балерины еще резче выделялись на фоне местных коллег, и еще ярче выступило то, за что на Западе любят русских танцовщиков, а у нас завидуют западным.
       Профессиональный класс Ковроски обсуждению не подлежит. Она воспитанница балетного Гарварда — Школы американского балета при New York City Ballet, солистка New York City Ballet, и этим все сказано. Сухощавые легкие ноги выстреливали в прыжках с абсолютной выворотностью. В "белом" адажио дрожь мельчайших батманов гасилась фантастически замедленными турами. Гибкие сильные стопы вычерчивали волнистые линии в бравурной пуантовой коде grand pas. Но местная публика реагировала явно разочарованно: никакого образа Ковроски не создала.
       Не слишком стенала белой лебедью Одеттой, а черной дьяволице Одиллии, с профессиональным равнодушием обвивавшей принца своими аттитюдами, недоставало обольстительности, блеска и попросту драйва. Нельзя сказать, что Ковроски не пыталась в этот самый образ войти. Она заметно старалась. На самые омерзительные и навязшие на зубах "лебединые" штампы, подсмотренные в репетиционных залах Мариинки, она накинулась, как туристка на расписные матрешки. И тщательно воспроизвела, не упустив ни одного.
       Но лучше всего выглядела тогда, когда думала лишь о том, как бы не переврать свежевыученный порядок движений. Мерные, повторяющиеся комбинации классической хореографии, невозмутимо доложенные Ковроски, выглядели как тренировочные серии на утреннем уроке. Из танца была начисто убрана всякая театральность. Эти руки не "звали", не "жаловались", не "молили", а давали посыл телу на вращениях, держали баланс в долгих позировках на пуантах, круглясь и выпрямляясь в соответствии с каноническими позициями. В общем-то, похожее случилось и на "Лебедином" с Летестю в прошлом году. Такие антитеатральные танцы в России не любят: слишком трудно поверить, что за таким исполнением стоит вовсе не равнодушие закоренелой халтурщицы-гастролерши и не обморочное волнение дебютантки, морозящее руки и ноги, а стенобитный художественный принцип. Потому что у балетных русских он совсем в другом. Только в России принято относиться к балету больше, чем к балету. И за этот, прямо скажем, пещерный подход к профессии русских так любят за границей. Их серьезность, даже восторженность, иногда истеричность по отношению к танцам, роли, театру и самим себе могут смешить, раздражать, но все-таки внушают уважение, а то и ответную восторженность и истеричность. Ну не может русский человек прийти на "Лебединое озеро" и увидеть, как балерина всего-навсего честно и хорошо делает то, за что ей деньги платят. Русский человек чувствует, что его надули. В антрактах даже балетные критики, обсуждая Ковроски, не скрывали разочарования. Был вечер, было "Лебединое озеро", и очень хотелось хотя бы кусочек неряшливой и сорной русской души.