Одним из главных городских кинособытий завершившегося сезона стала премьера дебюта Гульшад Омаровой "Шиза", спродюсированного студией СТВ, единственного российского полнометражного фильма, представленного в программе Каннского фестиваля "Особый взгляд". МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ считает "Шизу" образцовым "евразийским" произведением, сочетающим восточный лиризм с европейской брутальностью.
Круг авторов, работающих со студией Сергея Сельянова СТВ, напоминает огромную семью, порой связанную творческими узами еще с тех пор, когда никакой СТВ в помине не было и быть не могло. "Шиза" — игровой дебют живущей в Роттердаме документалистки Гульшад Омаровой. Еще старшеклассницей она играла в 1980-х годах в фильмах Сергея Бодрова-старшего, его дебюте "Сладкий сок внутри травы" и "Непрофессионалах". Затем была соавтором сценария "Сестер", дебюта уже Сергея Бодрова-младшего. Имя старшего как сосценариста, в свою очередь, стоит в титрах "Шизы". Так замыкается круг.
"Шиза" — странное кино, в котором крепко, аккуратно и ненавязчиво подогнаны друг к другу две популярные и вроде бы трудносовместимые кинотенденции. Одна из них — позднесоветская "казахская школа", внутри которой бытописательский лиризм незаметно мутирует в "чернуху". Это привет от Сергея Бодрова-старшего, дебютировавшего именно в Казахстане. Богом забытая, выжженная окраина: не страна, а какой-то скелет страны. Кто-то ворует высоковольтные провода, кто-то вербует безработных для подпольных боксерских матчей, кто-то просто медитирует в степи, приколотив забористый "косяк", а хромая Зинка, например, волочит на себе ребенка, оставленного ей убитым на ринге любовником. 15-летнего Шизу все считают дебилом, а он вертится, как может, в мире, все обитатели которого так или иначе вытеснены за грань закона.
Едва разобравшись в экспозиции, понимаешь, что история этого подростка может закончиться только очень и очень плохо: не жилец. Но постепенно набирает силу интонация брутальной сказки: не о "брате", конечно, но о самом младшем из братьев "брата", этаком мальчике-с-пальчик, добивающемся недюжинных успехов на поприще "разводки" и истребления матерых великанов местного розлива. Тут уже на экране явственно мелькает тень Сергея Бодрова-младшего. Вступают в свои права законы плутовского, условного романа.
Шиза, он Шиза и есть, с него взятки гладки, никто не заподозрит дурачка в коварстве. Гульшад Омарова то чуть сдвигает бытовую интонацию в сторону абсурда: Зинка, великолепно сыгранная Ольгой Ландиной, узнав о гибели любовника, не заходится в истерике, а мощным ударом вырубает Шизу. То вводит в фильм смачного персонажа, запойного дядю героя, этакого казахского митька, который, несмотря на свой жалостливый и затрапезный вид, мочит на ринге зловещего амбала и невозмутимо уезжает на выигранном "мерседесе". И эта история, в отличие от первой, которой поманила Гульшад Омарова, может кончиться только очень и очень хорошо. Шиза как бы невзначай успешно грабит обменник, так же невзначай, почти нехотя, расправляется с сожителем матери, решившим его "кинуть". Не меняя застывшего выражения лица, отправляется ненадолго в тюрьму, по выходе из которой его ждут и любовь, и припрятанные "бабки".
Две линии, бытовая и плутовская, сплетены в фильме умело, невозмутимо прорастают друг сквозь друга. Это-то и смущает, озадачивает в "Шизе". Возникает ощущение, что по сравнению с этим благонравным, спокойным фильмом о "маленьких людях" "Брат" Алексея Балабанова — образец высокого морализма и сочувствия к падшим. "Шиза" — сказка, очень жестокая, не потому, что в ней калечат и убивают, а потому, что реально существующая и со знанием дела явленная на экране нищета становится стройматериалом для условной, просчитанной сценарной конструкции. Впрочем, мораль этого холодного фильма как раз и заключается в том, что мораль — непозволительная роскошь для бедняков.