|
Словом по делу |
В русской истории часто случалось, что те или иные слова, служившие символами эпохи, затем становились антисимволами либо просто набивали оскомину. "Революция", "пятилетка", "коммунизм", "перестройка", "удвоение ВВП"... Очередь дошла и до слова "реформа". У значительной части российского населения оно вызывает буквально шок и трепет. И вот вице-премьер Александр Жуков, идеолог и практик рыночных реформ, полушутя предлагает заменить слово "реформа" эвфемизмом "постепенное изменение к лучшему". Шутку вице-премьера особенно никто не оценил. Во всяком случае, участники конференции, организованной Высшей школой экономики, предложение оратора встретили без тени улыбки. Может быть, потому, что не забыли поговорку "В каждой шутке есть доля правды". Да и перевод Александром Жуковым французского слова (либо английского, хотя, скорее всего, оно попало в Россию из французского политического лексикона) la reforme надо признать неудачным. Во-первых, длинно (хотя, надо признать, весьма точно сказано). А во-вторых, этот перевод живо напоминает известное изречение записных реформаторов "Лучшее — враг хорошего". Иными словами, хрен редьки не слаще. Гражданам предлагается смириться если не с реформами так таковыми, то с постоянными изменениями. То, что они будут постепенными и вести к лучшему, сути дела не меняет. Еще древние китайцы предупреждали, что нет ничего хуже, чем жить в эпоху перемен. К тому же вещи лучше называть своими именами. В советское время всеобщий товарный дефицит пытались замолчать, признавая лишь временные перебои с поставками товаров в отдельные магазины. Но это не помешало дефициту доконать социалистическую экономику. А вот в конце 1920-х — 1930-е годы дефицит стимулировал высокие темпы индустриализации. А все потому, что председатель ВСНХ Валериан Куйбышев не скрывал, что именно дефицит должен стать локомотивом советской экономики. Жаль, что не менее откровенное признание председателя Совнаркома Алексея Рыкова в 1928 году в том, что "один трактор лучше двух колхозов", Сталин не оценил по достоинству: может, тогда не случилось бы коллективизации.
Но вообще-то Александр Жуков затронул интересную тему: почему в России ни одна фактически реформа не доводится до конца и, вместо того чтобы способствовать "постепенному изменению к лучшему", приводит, как чистосердечно признался премьер Михаил Фрадков, лишь к потере управляемости? А вслед за этим и к зубовному скрежету граждан, жизнь которых пытались в очередной раз (как это принято в России, исключительно сверху) улучшить. Некоторые эксперты полагают, что все дело в профнепригодности этого и предыдущих правительств (а возможно, и последующих). Или в том, что политическая воля президента ослабла, чем тут же воспользовались различного рода антиреформаторские политические силы. И верно. В начале 2000-х годов в Минэкономразвития всерьез планировали расчленить "Газпром" на добывающую и транспортную составляющие. Но когда пришедший в 2001 году на смену Рему Вяхиреву Алексей Миллер упрочил в газовой монополии позиции питерских силовиков, питерским либералам запретили даже говорить о газовой реформе. Зато им дали возможность поддерживать все ценовые новации "Газпрома", что и делалось на протяжении последних трех лет. Захотелось Алексею Миллеру поднять внутренние газовые цены в этом году на 23% — пожалуйста, правительство тут же поддержало тарифный прыжок. Но после провального старта монетизации натуральных льгот до президента дошло, что после такой же "монетизации" в ЖКХ произойдет форменный социальный взрыв. И он дал сигнал либералам, чтобы те немного умерили аппетиты газовиков. Герман Греф теперь уверяет, что не допустит повышения газовых тарифов в будущем году более чем на 11% (ну, может, добавит 2-3%, но не больше). В ответ "Газпром" пригрозил самостоятельно "реформировать" ценообразование, явочным порядком избавившись от госрегулирования газовых тарифов. Эту явно антирыночную меру от испуга стали всерьез обсуждать на всех властных уровнях. Чем все закончится — неясно. Но то, что "Газпром" встал на один уровень с правительством,— это факт.
Доля истины в такого рода выводах, безусловно, есть. Но все-таки это упрощенный взгляд. Мне же кажется, что реформы на самом деле в России никому не нужны, если не считать профессиональных реформаторов из министерства Германа Грефа. В России любят не реформы и реформаторов, а перемены. Это когда все и сразу — и без видимых усилий. Ну зачем чиновникам административная реформа? Чтобы добровольно избавиться от хлебных функций? Смешно! Хлебную инспекцию, например, в декабре прошлого года ликвидировали, а Алексей Гордеев уже требует ее восстановить. Другое дело, что чиновники не прочь сымитировать реформу. Вот в прошлом году из министерств и выделили агентства и службы, а замминистра сократили. Дело сделано, пора удваивать оклады.
КОНСТАНТИН СМИРНОВ