7 декабря президент России Владимир Путин встретился с членами своего Совета по правам человека (СПЧ). Трехчасовая встреча получилась, считает специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников, объяснимой и предсказуемой. Нет-нет, не как раньше.
Владимир Путин выслушал сначала Марину Ахмедову
Фото: пресс-служба президента РФ
Владимир Путин выслушал сначала Марину Ахмедову
Фото: пресс-служба президента РФ
Встреча происходила в режиме видео-конференц-связи (ВКС), так что членам СПЧ не пришлось терять десять дней на изнурительный карантин, и они могли с облегчением посвятить себя самих делу защиты прав человека.
Президент должным образом оценил деятельность СПЧ:
— Важно, что вы продолжаете разоблачать преступления нацистского режима, который утвердился в соседней стране. Ведь права жителей многострадального Донбасса в течение восьми лет, как мы многократно это подчеркивали, полностью игнорировались мировым сообществом.— И он, конечно, сразу поправился: — Так называемым мировым сообществом.
Международные правозащитные организации, по мнению Владимира Путина, давно обнаружили свою сущность:
— Во многих из них… Во всяком случае, в большинстве из них… Которые сегодня выступают в качестве обвинителей,— делали вид, будто все они разом ослепли или оглохли. И только после начала специальной военной операции СПЧ ООН, Совет Европы, другие так называемые правозащитные организации внезапно прозрели и беззастенчиво стали демонстрировать свою циничную ангажированность, причем, я бы сказал, циничную ангажированность, перекладывать вину с больной головы на здоровую, как у нас говорят.
То есть работать с ними не было никакого смысла, и тут уж кто первый прекратит: либо они с Россией, либо Россия с ними. Получалось с переменным успехам у каждой стороны.
Глава СПЧ Валерий Фадеев время от времени был непреклонен:
— Новые модные западные ценности доведены до абсурда, они попросту разрушительны. Вряд ли они будут приняты в других частях мира, но вреда принесут много!
Но все-таки, что неожиданно, он вдруг говорил об этих ценностях с пониманием:
— Западная концепция прав и свобод основана на понимании человека как автономного индивида. Но для многих народов и цивилизаций, для большинства, индивидуализм не является главной ценностью. Национальные модели должны учитывать религиозную, историческую, культурную специфику.
Но нет, и иллюзий все равно никаких:
— Западные политические институты вместо того, чтобы приветствовать такой подход, такое многообразие — демократическое многообразие, игнорируют эти документы. Запад демонстрирует пренебрежение к странам так называемого третьего мира, а ведь это, замечу, мировое большинство: в этих странах живет большая часть населения мира!
То есть Валерий Фадеев демонстрировал, что СПЧ стоит расшифровывать скорее как «Совет по правам человечества», а не то чтобы банально человека, тем более индивида.
— Нужно искать подлинную всеобщность, искать то, что объединяет человечество, а не разъединяет его! — доказывал он.— И такая работа должна проводиться при полном равноправии участвующих сторон! Владимир Владимирович, прошу вас поддержать нашу совместную с МИДом работу в этом направлении, в частности на полях саммитов БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, Южно-Африканская Республика.— “Ъ”) и ШОС (Шанхайская организация сотрудничества.— “Ъ”). Предварительные консультации с МИДом, с Сергеем Викторовичем Лавровым я уже провел.
Ну все, это самое главное.
Что касается внутренних проблем, то они тоже есть. СПЧ исправлял недостатки частичной мобилизации, к примеру:
— Совет обратил внимание на неопределенность с возможностью альтернативной гражданской службы по мобилизации,— добавил Валерий Фадеев.— В ноябре эта неопределенность была устранена. Были нарекания по денежному довольствию мобилизованных: размер выплат существенно различался в зависимости от субъекта федерации. Вы, Владимир Владимирович, своим решением исправили эту ситуацию.
Все навалились и решили.
— Отмечалось немало случаев завышения цен на экипировку — и когда мобилизованные граждане сами ее покупали, и когда региональные власти делали массовые закупки… Сейчас в некоторых частях есть проблемы обеспечения мобилизованных зимней экипировкой.
Отдельно было сказано о продолжении работы по увековечению памяти жертв политических репрессий:
— В ноябре межведомственная рабочая группа провела выездное заседание в Томске: там был открыт мемориальный музей «Следственная тюрьма НКВД».
— По поводу проблемы с экипировкой. Мне казалось, что все уже решено! — удивился господин Путин.
Надо же, нет.
Комментарий по поводу увековечения памяти жертв политических репрессий оказался сложным (раньше был более простым и однозначным: конечно, надо увековечивать):
— История такая, какая она есть, здесь ничего нельзя замалчивать… Ничего нельзя позволять использовать в качестве инструмента для борьбы с Россией вообще и особенно сегодня в частности.
Но мы, объективно оценивая все, что было в нашей истории, должны соответствующим образом реагировать, в том числе это касается и увековечивания памяти жертв политических репрессий.
Этот абзац, возможно, был посвящен обществу «Мемориал» (уже давно признано иноагентом и ликвидировано по решению суда.— “Ъ”).
Оказывается, теперь память должна быть избирательной.
Первой было доверено выступить члену СПЧ Марине Ахмедовой:
— Вчера в Донецке опять был сильный обстрел, погибли люди, и среди них — член нашей группы, наша коллега Мария Пирогова,— рассказала писательница.— Она была волонтером и депутатом ДНР, девушке было всего 29 лет. Мы с начала февраля начали собирать деньги на помощь людям с освобожденных территорий, собирали ее на карту Маши. Вчера прилетел украинский «Град», и Машу просто разорвало.
Владимир Путин уже наградил Марию Пирогову орденом Мужества.
— Все эти восемь лет в какие-то моменты я даже на вас обижалась,— призналась Марина Ахмедова,— потому что вы не принимали решения о присоединении Донбасса! Я надеялась, что вы его примете, но наступали такие моменты, когда надеяться было очень сложно…
Она подробно рассказала, как разбиралась в себе:
— Я, конечно, осознавала, что вы делаете все возможное для того, чтобы не произошло то, что происходит сейчас… То есть я понимала, почему это решение не принималось,— оговорилась женщина.— Но, с другой стороны, то, что происходило, надо было прекращать… Это было несправедливо… В конце концов, я также понимала, что если вы сейчас не примете решение вернуть Донбасс домой, то потом уже этого не сделает никто и мы упустим эту историческую возможность…
Да, Марину Ахмедову раздирали противоречивые чувства.
Зато она однозначно одобрила президента «за демобилизацию студентов ДНР и ЛНР»:
— Это было справедливо — вернуть их домой, после того как Донбасс стал частью России: все-таки российские студенты не подлежат мобилизации, а студенты республик тоже стали российскими.
Она еще только попросила обратить внимание на протезистов ДНР и ЛНР и демобилизовать их тоже. Их не хватает в тылу.
Деятельность или, вернее, бездеятельность международных правозащитных организаций не давала покоя президенту России:
— Для тех, кто должен следить за правами человека… Для них люди вообще не имеют никакого значения! Они не то чтобы этих людей считают людьми второго сорта — они Россию считают страной второго сорта! У которой просто нет вообще права на существование!
Протезистов, надо полагать, вернут.
Затем слово получила член СПЧ Татьяна Мерзлякова, уполномоченный по правам человека в Свердловской области. Она делилась своими сомнениями:
— Появилась новая составляющая информационных фейков — это то, что у нас многие хотят уехать с фронта, что их силой удерживают в каких-то концентрационных лагерях, тюрьмах… Да, были ребята, которые хотели поехать, потому что,— это 80% ребят, с которыми я общалась, а некоторых ребят ко мне подводили сами командиры,— потому что дома что-то неспокойно: им надо помочь, потому что мама больная, ее надо привезти в областную больницу из маленькой деревни и так далее. И мы эти обращения отработали в течение недели, когда я вернулась.
То есть все-таки не фейки: хотели уехать.
Интересная подробность состояла в том, что до сих пор, за все эти месяцы, была не налажена, оказывается, связь фронта и тыла:
— Я знаю, что создана сейчас, на днях, полевая почта,— рассказала Татьяна Мерзлякова.— Владимир Владимирович, надо все-таки сделать все возможное, чтобы она заработала в кратчайшее время!..
Таким образом, на фронте нет святого: полевой почты.
— Наши ребятки не могут носить с собой телефоны! В большинстве случаев это вызвать огонь на себя! — говорила Татьяна Мерзлякова.— И родственники очень переживают. Я начинаю говорить об этом с командованием, мне говорят: «Вы что хотите? Это военная операция!» А я говорю: «А вы что хотите? Это материнское сердце!»
Да, про связь вышло толково.
Кроме того, Татьяна Мерзлякова задала еще один совершенно необходимый вопрос (ибо уже миллионы людей, затаив дыхание, ждут, например, 10 декабря). Она оговорилась, что не от себя и не для себя спрашивает, а по просьбам трудящихся, конечно:
— Будет ли еще одна волна мобилизации, к чему готовиться? Все-таки люди должны видеть и эту перспективу! А с той категорией, которая сейчас на фронтах, мы научились работать, будем учиться работать и дальше.
Татьяна Мерзлякова показывала себя опытным человеком.
— Не буду сейчас давать оценок тем, кто, как вы сказали, покидали страну в ходе мобилизации,— прокомментировал президент.— Это отдельная тема, здесь много можно говорить на эту тему. Вы сказали, что это «не их жизнь». Не знаю, может быть, кто-то считает, что это даже не их страна. Сейчас, повторяю, не хотелось бы вдаваться в детали.
Он хотел продемонстрировать, что не это главное. И что это вообще детали. Но и слава богу, что не стал давать оценок. А то ведь мог бы.
— По поводу покидания позиций,— кивнул Владимир Путин.— В Украине (Как-как? Где-где?! «В»? Да это пока главный прорыв! — А. К.), вы знаете об этом, там расстреливают на месте! Причем проводят даже массовые расстрелы прямо публично, перед строем, или без такового. Это всем хорошо известно, это никакой не секрет. У нас не только ничего подобного нет — у нас даже нет никаких, как вы сказали, лагерей, зон и так далее: это все чушь, это фейки, которые не имеют под собой никаких оснований!
То есть даже такой невинной в сущности вещи, как лагеря и зоны для дезертиров, у нас нет. Эту новость тоже следовало считать обнадеживающей.
— Но что хотел бы в этой связи сказать,— добавил господин Путин.— Есть люди, которые покидают боевые позиции? Да, такое случалось. Сейчас все меньше и меньше… Проблемы у нас с покиданием, скажем, позиций, с каким-то дезертирством — такой проблемы в зоне проведения специальной военной операции не существует… Да, такие случаи бывали, и не нужно закрывать на это глаза.
Так не существует или бывали? Вернее, так: проблемы не существует, а случаи бывали.
— Я уже объяснил и говорю совершенно откровенно, с чем это связано,— объяснил президент.— Любой нормальный человек, который попадает в ситуацию, когда пули летят или снаряды падают, не может определенным образом, даже на физиологическом уровне, не реагировать на то, что происходит. Но после определенного периода адаптации ребята воюют блестяще!
И он подробно описал ситуацию с мобилизацией:
— Смотрите, у нас из 300 тыс. мобилизованных — наших бойцов, мужчин наших, защитников Отечества — 150 тыс. находятся в зоне проведения операции: 150 тыс., то есть половина — в войсках, в группировке. Из этих 150 тыс., находящихся в группировке, половина только, это 77 тыс., находится непосредственно в боевых подразделениях. Остальные находятся на вторых, третьих рубежах, выполняя функции, по сути, войск территориальной обороны, или проходят дополнительную подготовку в зоне проведения операции. Еще 150 тыс., то есть половина из всех мобилизованных граждан, не находится в группировке вообще: они до сих пор находятся на полигонах и в учебных центрах Министерства обороны, где проходят дополнительную подготовку. Если можно так сказать и так назвать — это так называемый боевой резерв. Половина из всех мобилизованных, 150 тыс.
Вроде бы уж точно новая мобилизация ни к чему. Но вывод был, с одной стороны, предсказуемым, а с другой — неожиданным:
— В этих условиях разговоры о каких-то дополнительных мобилизационных мероприятиях просто не имеют смысла, и необходимости для государства и для Министерства обороны в этом на сегодняшний день нет никакой.
Ключевые слова, понятное дело, «на сегодняшний день».
Нет, если что, об этом всем заинтересованным лицам нельзя перестать думать. Но насчет 10 декабря матери, которые не хотят отправлять детей на войну, могут пока расслабиться. Это если допустить, что есть такие, которые хотят.
Члена СПЧ Евгения Мысловского Владимир Путин переспросил:
— Евгений Николаевич, когда вы говорили по поводу того, что все ждут результатов, вы имели в виду результатов СВО (специальной военной операции.— “Ъ”)?
— Нет, не СВО! — запротестовал Евгений Мысловский.— СВО — это длительный процесс! Результатов по расследованию уголовных дел. Понимаете, какая штука: говорят — расследуют, расследуют, а приговор был всего один, и то какой-то…
Но у Владимира Путина уже был готов ответ, и он добавил:
— Что касается длительного процесса и результатов СВО, конечно, это длительный процесс, может быть. Но потом вы упомянули о том, что появились новые территории… Это все-таки значимый результат для России, это серьезный вопрос. И, чего уж греха таить, Азовское море стало внутренним морем Российской Федерации — это серьезные вещи… Петр I еще боролся за то, чтобы выйти к Азовскому морю.
Вот оно. Вот какие ставки в этой игре. И вот в каких категориях на самом деле думает про всю эту историю Владимир Путин. До него в таких думал только Петр I.
— И самое-то главное — это люди, которые проживают на всех этих территориях,— добавил, конечно, он.— Результаты референдума показали, что люди хотят быть в России и считают себя частью этого мира, частью этого пространства этой нашей общей культуры, традиций, языка. И это самый главный результат, и они теперь с нами, а это миллионы людей. Это самое главное.
Даже можно забыть про демографический провал в России. Теперь есть не то что подъем, а взлет.
Между тем у Евгения Мысловского была еще одна мысль:
— На сегодняшний день за каждым обстрелом стоит конкретный тамошний украинский начальник. И многие из них уже убиты, то есть наказаны, но об этом почему-то молчат. А ведь разведданные есть, их надо просто отдать и сказать: «Ребята, следователи, чего вести дело по поводу убиенных?». С ними расправились, они наказаны… Но об этом молчат!
А надо говорить в полный голос. С ними расправились без суда и следствия, но и то, и другое не нужно, ибо они и так наказаны. Великий самосуд.
— Вы правы, согласен,— кивнул Владимир Путин.— Те, кто по жилым кварталам стреляют, их тоже несложно вычислить, это правда. Я пометил для себя.
Как их вычислить, конечно, загадка. Но, видимо, несложно.
Член СПЧ Ян Власов, доктор медицинских наук, просил о льготах для врачей и, возможно, выдавал военные тайны:
— Если речь идет непосредственно по медицинской помощи в СВО… Первое — у нас не хватает специалистов в области полевой медицины. Мало!.. Далее. Не хватает перевязочных пакетов. То есть идет такой огромный расход этого, извините за тавтологию, расходного материала для перевязок, что его просто не хватает!
Да, это была определенно военная тайна. Противник не должен знать, что у нас, во-первых, идет огромный расход и что, во-вторых, перевязочных пакетов не хватает.
Но уж сказал как есть. Не все тут так говорили.
Владимир Путин заверил, что все найдется.
Про зарплату врачей есть новости:
— С января следующего года я просил правительство начать дополнительные выплаты медикам, работающим в этом первичном звене здравоохранения в центральных районных больницах, в районных больницах и в системе скорой медицинской помощи.
Дополнительные выплаты — от 4,5 до 18,5 тыс. руб. в зависимости, конечно, от того, чем медицинский работник занимается, какую должность занимает, какие функции выполняет.
Можно только представить себе, какие интриги на районном уровне теперь предстоят людям в связи с этой вилкой.
Член СПЧ Кирилл Вышинский предложил ввести в Уголовный кодекс РФ статью «о русофобии». Статья предназначена прежде всего для иностранцев:
— Квалифицировать явление, ввести меру ответственности… Вроде выглядит немножко наивно: кто испугается в Париже или Берлине нашего суда?..
Но он считает, что могут и испугаться. А что, разве не могут?
Президент России обнадежил Кирилла Вышинского: все так, скрытая форма русофобии была всегда «в некоторых кругах на Западе и у наших соседей» (то есть на Украине.— А. К.), а «законные интересы России по защите людей» всегда встречали в ответ только «плевки в лицо».
— Перевернули сейчас все с ног на голову, не говорят, что они не исполнили своих обязательств как гаранты договоренностей между властью и оппозицией в 2014 году, не говорят, что они размотали эти договоренности… Ничего не говорят! Начали эту историю с момента проведения специальной военной операции. А она возникла только потому, что не оставили никаких шансов на урегулирование этой ситуации мирным путем, и продолжать этот состояние, в котором все это находилось, было просто абсолютно невозможным! Но все это использовалось как повод для разжигания антироссийских настроений!
Объяснения причин и поводов СВО до сих пор следуют одно за другим.
Вывод между тем был парадоксальным:
— Единственным настоящим гарантом территориальной целостности и суверенитета Украины в ее сегодняшних границах могла бы быть Россия,— заявил ее президент.— Которая и способствовала тому, что Украина эти территории после Второй мировой войны получила. Решением Сталина, конечно.
В Украине заявление про Россию как настоящего гаранта территориальной целостности (той, что останется после СВО.— А. К.) произведет сильнейшее впечатление.
Член СПЧ Светлана Маковецкая в сердцах попросила президента высказаться об угрозе мировой ядерной войны, которая «кажется сейчас реальной. Предотвращение такой угрозы, как мне кажется, сверхценно»:
— Мне представляется, что истинным жестом доброй воли могло бы стать ваше личное, Владимир Владимирович, заявление, что Россия ни при каких обстоятельствах не применит первой ядерное оружие. И, возможно, уточнение в связи с этим основ госполитики по ядерному сдерживанию.
Это было с ее стороны просто принуждение к миру.
— По поводу угрозы ядерной войны,— разъяснил президент.— Светлана Геннадьевна, вы правы, такая угроза нарастает, что здесь греха таить.
Он очень тщательно выбирал слова. Он не мог, конечно, сейчас сказать, что ни при каких обстоятельствах. Тогда ведь, собственно говоря, у него этого оружия и не станется. И что тогда предъявлять в случае чего? Да, больше нечего.
— По поводу того, что Россия ни при каких обстоятельствах не применит первой,— сказал Владимир Путин.— Но если не применит первой ни при каких обстоятельствах, значит, и второй тоже не применит, потому что возможности применения в случае нанесения ядерного удара по нашей территории сильно ограниченны.
Видимо, потому, что на территории других стран его нет. Правда, есть подводные лодки, которые гуляют сами по себе… И что-то еще… А может, и еще… А может, и нет.
— Тем не менее,— продолжил он,— наша стратегия применения средств защиты, а именно как защиту мы рассматриваем оружие массового поражения, ядерное оружие, она вся настроена вокруг так называемого ответно-встречного удара, то есть когда по нам наносится удар, мы наносим в ответ.
То есть если что, все равно ответим, тем не менее давал он понять.
Нет, тут уж до обещания не применять было с каждой секундой все дальше.
— Существует и то, что все сейчас обсуждают, так называемое тактическое ядерное оружие,— говорил Владимир Путин.— Оно, американское ядерное оружие, в большом количестве расположено на европейской территории. Мы никому наше ядерное оружие не передавали, не передаем, но, естественно, своих союзников (Белоруссию или Организацию Договора о коллективной безопасности? Возможно, страны ШОС? БРИКС? Куда врагу целиться? Разбегаются глаза. И в этом цель! — А. К.) будем защищать всеми имеющимися у нас средствами, если это потребуется!
Эта тема, без сомнения, больше других интересовала самого Владимира Путина:
— Я уже сказал: мы же свое ядерное оружие, в том числе тактическое, на территории других стран не содержим, не имеем, а американцы имеют — и в Турции, и в целом ряде других государств Европы. Они проводят тренировки по возможности использования носителей этих стран для применения американского ядерного оружия. Мы же этого пока не делали ничего. Это второе.
Слово «пока» звучало многообещающе. Как и хотелось, очевидно.
— Мы с ума не сошли, мы отдаем себе отчет в том, что такое ядерное оружие. Эти средства у нас есть, и они в более продвинутом и более современном виде находятся, чем у какой-либо другой ядерной страны. Это очевидно, на сегодняшний день это очевидный факт. Но мы не собираемся размахивать этим оружием, как бритвой, бегая по всему миру. Но, конечно, исходим из того, что оно есть. Это естественным образом сдерживающий фактор, не провоцирующий к расширению конфликтов, а сдерживающий фактор. И надеюсь, это все понимают.
Запомнится, что «оно у нас есть».
И ни слова про то, что Россия не применит его первой.
Еще один член СПЧ, Кирилл Кабанов, рассказывал о проблеме утечки персональных данных и предлагал увеличить штрафы за нее (сейчас — 60 тыс. руб. за данные миллионов пользователей, как в случае с компанией «Гемотест».— А. К.), вплоть до оборотных для компаний.
— Что-то в этом роде обязательно надо подумать,— комментировал господин Путин.
Отмены моратория на смертную казнь Владимир Путин, по его словам, как и раньше, не представляет.
Член СПЧ, журналистка МК, Ева Меркачева рассказывала, что подследственных и подсудимых начали перевозить в кандалах, и просила не делать этого, хотя бы в случае с теми, кого судят за ненасильственные действия…
Обещано было прекратить.
Но что это все на фоне ядерной угрозы?
Да ничто. Даже самого тянет за какие-нибудь крепкие стены.
— Мы всегда в вашем распоряжении! — заверил Владимир Путин на прощанье правозащитников на этой самой мирной за все последние годы конференции с ними.
Распорядиться бы и правда хотелось.