 |
ФОТО: ПАВЕЛ СМЕРТИН  Больше всего Юрий Лужков (в центре) хотел открыть взорам посетителей перекрытия Манежа: "А то иногда такое выставят, что и смотреть больше совершенно не на что" |
Дискуссии о том, как быть с Манежем, на самом деле инициировал вовсе не пожар. Еще до всякого пожара выставочный зал вызывал много острых вопросов у городского руководства. Эксплуатировать его так, чтобы получать выгоду и притом сохранить лицо, было тяжело. Хотя бы в силу того, что здание, полвека не подвергавшееся капремонту, мало подходило на роль современного выставочного пространства. О том, на каком уровне были в Манеже системы безопасности (особенно противопожарной), теперь и вовсе не приходится говорить. Но и другое существенно: выставки выставками, но теоретически подземная автостоянка в центре (и ведь в каком центре — сто метров от Кремля), о которой так много говорили в последние годы, может стать источником серьезного дохода.
Однако на пути любых реконструкторских планов (которые, можно не сомневаться, московское правительство лелеяло уже много лет) было неизбежное препятствие. Манеж — не рядовой особняк, и даже не Военторг. Нельзя все устроить так, чтобы памятник архитектуры федерального значения по-тихому обнесли лесами и начали явочным порядком, вооружившись отбойными молотками, проводить реконструкцию. Плюс, опять же, фермы Бетанкура — главный аттракцион Манежа и его ахиллесова пята: несмотря на неоднократные попытки их укрепить и подпереть, стропила продолжали опасно деформироваться. Каков бы ни был масштаб московских инициатив насчет Манежа (от аккуратно-реставраторских до грандиозно-метростроевских), их должно было утвердить Министерство культуры (а потом — Министерство культуры и массовых коммуникаций). И это при том, что принадлежность памятника и по сю пору остается под вопросом. Ни один из законодательных или подзаконных актов не позволяет официально заявить: да, собственником Манежа является федеральная (или городская) власть.
 |
ФОТО: АЛЕКСЕЙ КУДЕНКО Пожар мог много способствовать к украшению Манежа. Но столичные власти вопреки обыкновению не воспользовались этой возможностью |
Можно было бы, наоборот, махнуть рукой на Гостиный двор-2, торопливо и экономно воспроизведя именно такой Манеж, каким все его знали последние десятилетия: несколько унылые и бестолково освоенные бесконечные просторы, в которых всегда чувствовался дух незабвенного МОСХа и слышалось эхо хрущевской ругани — вне зависимости от того, что, собственно, выставлялось. Никаких проблем с Минкультом тогда бы точно не возникло.
Но был и третий путь, который многим подсказали сами непокрытые руины Манежа. Можно было бы поставить дело таким образом: вне зависимости от нашего желания или нежелания фермы Бетанкура утрачены навсегда, но светлая память об инженерно-конструкторском дерзании великого иностранца на русской службе должна сохраниться. Давайте же поиграем в преемственность поколений и пригласим какого-нибудь великого архитектора современности, чтобы он охватил все это своей могучей рефлексией: и победу над Наполеоном, и путинские выборы, и торжественный тосканский ордер, и гениального Бетанкура, и закопченные руины. Нефам венецианского Арсенала, где когда-то строили корабли, а сейчас проводят архитектурные и художественные биеннале, такое и не снилось.
Результат, однако, оказался неожиданным. Власти отказались от привлечения инвестиций и прекратили переговоры с M.S.I. Vertriebs, взвалив все расходы на городской бюджет. Злополучный призрак автостоянки под Манежем сначала скукожился до небольшого паркинга на 200 машиномест, а потом и вовсе исчез из проекта реставрации: нет там автостоянки. Хотя подземный ярус есть — в нем разместится еще один выставочный зал и подсобные помещения. Противопожарными датчиками там теперь утыкано все, что только можно, но в остальном по отделке и по материалам это помещение крайне простое и, мягко говоря, не очень затратное.
Основной уровень (то есть собственно восстановленный исторический Манеж) производит смешанное впечатление. Первое, что бросается в глаза: ликвидирован потолок, на необходимости которого так настаивали поборники аутентичности реконструкции во главе с директором Института искусствознания Алексеем Комечем. Просто мэр хотел, чтобы хоть современная копия бетанкуровских конструкций была совершенно доступна обозрению посетителей манежных выставок ("А то иногда такое выставят, что и смотреть больше совершенно не на что",— прибавлял Юрий Лужков). Даже компромиссные варианты вроде съемного или полупрозрачного натяжного потолка не прошли.
В итоге картина слегка ошеломляющая: над без малого гектаром выставочного пространства нависает не потолок, а несколько ажурных ярусов переплетающихся деревянных конструкций. Здесь есть привкус хай-тека и актуальности, но понятно, что это именно хай-тек в духе ампира, с его тягой к неглянцевой, архаизирующей классике. При этом стропила — новые, сделаны из клееной сосны, прямо на них приделаны светильники, освещающие пространство зала, и зритель может созерцать теперь еще и трубы с кабелями, проложенные по внутренней обшивке кровли.
К слову, внутри Манеж теперь выглядит еще более просторным. Прежние помещения входной группы (гардеробы, туалеты, кассы и т. д.) ликвидированы, Манеж фактически начинается прямо с входных дверей. Но поскольку элементарная инфраструктура все-таки необходима и не все можно перенести в подземный уровень, при входе возведены в два яруса довольно робкого вида галерейки — безликие и сверкающие галогеном, будто перенесенные из аэропорта средней руки.
Надо сказать, что даже реакция Юрия Лужкова на восстановленный Манеж была противоречивой. Оба зала — верхний и нижний — мэр осмотрел буквально мельком, хотя в том же раскрытии стропил все-таки есть его немалая заслуга, казалось бы, мог бы и полюбоваться лишний раз. Но нет. Даже прессе мэр рассказал не о своих восторгах от обновленного интерьера, а о том, что фундаменты здания теперь как следует укрепили, и это хорошо, потому что при Александре I строили совсем халтурно — Манеж, мол, еле стоял.
Словом, получилось забавно. Казалось бы, все складывалось так, что Манеж должен был стать еще одним запоздалым образчиком московских гранд-прожектов конца ХХ века. Даже Зураб Церетели, как положено по сценарию, в какой-то момент нарисовался рядом с проектировщиками. Манеж ведь монумент воинской славы, так почему бы в год 60-летия Победы не позволить главному монументалисту самовыразиться насчет вечной памяти 1812 года? За право контролировать художественную и финансовую сторону реконструкции московский мэр успел побороться и с Минкультом, и с Агентством по федеральному имуществу. И вот теперь всем предстоит не без удивления узнать, что итог этой борьбы — скромная, компромиссная и довольно-таки экспериментальная по своему характеру площадка.
|
|
||||
|
|
||||
|
|
Московский Манеж (экзерциргауз) был построен к пятилетию Бородинского сражения — в 1817 году. Согласно воле Александра I, огромное здание (166 на 45 метров) было перекрыто без единой промежуточной опоры с использованием уникальной системы деревянных стропил. Ее спроектировал едва ли не самый известный инженер тогдашней Европы — Августин Бетанкур (1758-1824), выходец из древнего нормандского рода (осевшего еще в средние века на Канарских островах), с 1808 года состоявший на русской службе. Амбициозный проект был реализован не с первого раза: в 1819 году кровля обрушилась, конструкции пришлось делать заново. В 1825-м часть лиственничных ферм в профилактических целях заменили на новые и закрыли стропила сплошным потолком. Тогда же здание обрело окончательный внешний вид — на фасадах появился ампирный декор Осипа Бове. Так было завершено оформление мемориального комплекса, посвященного событиям 1812 года: публичный Александровский сад, псевдоантичный грот Бове, сделанный из остатков погоревших зданий, Манеж. Помимо первоначального назначения (манеж), со второй половины XIX века здание охотно использовали как площадку для особо многолюдных концертных и выставочных мероприятий. Чтобы предохранить стропила от гнили и древоточцев, на пол чердака насыпали 50-сантиметровый слой отборной махорки. По легенде, ее выкурили не то в 1920-е, не то в Великую Отечественную. В любом случае после 1917 года сохранность Манежа мало кого заботила: сначала там разместили мотоциклетный полк, затем — правительственный гараж. Только в 1957 году Манежу был дан статус центрального выставочного зала.