185 лет назад, 17 декабря 1837 года, в средоточии российской власти — императорской резиденции — начался пожар, который длился более суток; одобренные цензурой и опубликованные в газете «Северная пчела» описания происходившего в Зимнем дворце затем дословно перепечатали многие отечественные издания; а вот в написанной наставником наследника престола, знаменитым поэтом В. А. Жуковским статье о пожаре некоторые пассажи не понравились императору Николаю I, и она увидела свет лишь полвека спустя; не исчезли и другие не вполне верноподданнические воспоминания о том пожаре.
«Но сие величественное царское жилище,— писал В. А. Жуковский,— ныне представляющее одни обгорелые развалины, скоро возобновится в новом блеске» (на гравюре — Зимний дворец в 1842 году)
«Физиономия его была менее сурова, чем обыкновенно»
Из статьи действительного статского советника В. А. Жуковского «Пожар Зимнего дворца», написанной в январе 1838 года, запрещенной к публикации и напечатанной впервые в 1885 году.
…Зимний дворец, как здание, как царское жилище, может быть, не имел подобного в целой Европе. Своею огромностию он соответствовал той обширной империи, которой силам служил средоточием… Иноземец, посещавший столицу Севера, останавливался в изумлении перед его громадою. Быть может, взыскательный вкус, рассматривая его по частям, мог оскорбиться и некоторою нестройностью их состава, и пестротою обветшалых украшений, и мелкостью бесчисленных колонн, и множеством колоссальных статуй, стоявших на этой массе как лес на скале огромной…
Здесь самодержавие, перешедшее от царей к императорам, слившись с законностью и уважением к человечеству, образовалось из древнего безотчетного самовластия во власть благотворную, животворную, образовательную, на твердой неприкосновенности которой стоит бытие России…
Из публикации газеты «Северная пчела», 21 декабря 1837 года.
Северная столица лишилась лучшего своего украшения. Зимний дворец сделался добычей пламени. Как добрые дети с печалию душевною окружают развалины любезного отчего дома, в котором они получили жизнь и все блага жизни, так мы верные подданные сетуем на дымящихся останках дома Великих наших Государей, в котором в течение семидесяти пяти лет созидалось наше счастие, наша слава, предуготовлялась и в будущем судьба детей наших…
Потеря, причиненная сим бедственным случаем, велика и чувствительна, но она ограничивается только тем, чего не было в человеческой возможности спасти от разрушительного действия разъяренной стихии. Жертвою пожара сделался главный корпус Дворца, но Эрмитаж уцелел, и из самого Дворца вынесены все драгоценности, вся утварь, бумаги, картины, даже все мелочи из комнат Ее Величества Государыни Императрицы, спасенные находившимися на пожаре всеми чинами Гвардии. О причинах пожара производится, по Высочайшему повелению, строжайшее исследование: кажется, что огонь возник из лаборатории Придворной аптеки.
Пожар начался с восточной части Дворца, прилегающей к Эрмитажу, и, по тесноте пролегающего там переулка, по узости лестниц, которыми надлежало взбираться для подания помощи, распространился при сильном ветре, с необыкновенною и непреодолимою быстротою.
Немедленно было пресечено сообщение с Эрмитажем закладкою его окон и сим сия часть Дворца спасена, но огонь пробрался на чердак, и по огромным стропилам распространился по всем прочим частям главного корпуса Дворца. Начавшись в Пятницу 17-го числа, в восемь часов вечера, пожар продолжался с одинаковой силой в течение тридцати часов; усилия пожарной команды и прибывших на помощь войск, оказавшиеся недостаточными для прекращения пламени, обращены были преимущественно к спасению вещей, находившихся в комнатах. При самом начале пожара, некоторые полки Гвардейского Корпуса составили вокруг Дворца со всех сторон непроницаемую цепь, и таким образом, оградив его от неразлучного с подобными случаями столпления, способствовали сохранению совершенного порядка. Народ со всех концов города собрался густыми толпами на прилежащих местах и на Неве, и в безмолвной горести взирал на разрушительные действия огня, моля Бога о благоденствии Августейшей Фамилии.
Усердия, ревности и самоотвержения всех лиц, употребленных при тушении, нельзя выразить: их надлежало не поощрять к исполнению своего долга, а удерживать от излишней и бесполезной отваги.
Государь Император почти во все продолжение показанного времени находился при пожаре и Сам изволил распоряжаться всеми действиями. Видя невозможность остановить огонь, Он приказал обратить все старания на спасение Эрмитажа, и Высочайшая воля исполнена была с успехом: единственное сие хранилище драгоценностей Искусства осталось неприкосновенным…
Из дневника профессора кафедры русской словесности Императорского Санкт-Петербургского университета надворного советника А. В. Никитенко, 18 декабря 1837 года.
Ночью произошел пожар в Зимнем дворце: он горел целую ночь и теперь еще горит. Я сейчас (в два часа пополудни) проходил по площади. Теперь горит на половине государя, его кабинет и проч. На Невском проспекте, особенно ближе к площади, ужасная суматоха. Народ сплошною массою валит поглазеть на редкий спектакль. Из дворца беспрестанно вывозят вещи. Я встретил государя; он ехал в санях и очень приветливо кланялся; бледен, но спокоен. Мне показалось, что физиономия его была менее сурова, чем обыкновенно.
Из дневника супруги австрийского посла в Санкт-Петербурге графини Д. Ф. Фикельмон, 21 декабря 1837 года.
…Невозможно описать впечатление от зрелища этого ужасного пожара! Столько бесценных памятных предметов, столько прекрасных вещей поглотил огонь, и никакие соединенные воедино человеческие силы не смогли противостоять ему!
«Вообразите себе эту величественную, каменную массу, объятую пламенем»
Фото: Fine Art Images / Heritage Images / Getty Images
«С чувством благоговения к собственности Царской»
Из публикации газеты «Северная пчела», 24 декабря 1837 года.
…Из общего обзора вещей можно заключить, что почти все уцелело. Из обеих церквей спасены мощи, ризница, вся утварь и все образа. Царские регалии и бриллианты в целости перевезены в кабинет Его Величества; также успели вынести оба троны из обоих тронных зал люстры, канделябры и украшения, как из литого серебра, так и бронзовые, и почти все портреты из военной галереи.
Нижние чины войск Гвардейского Корпуса переносили вещи с таким чувством благоговения к собственности Царской, с такою осторожностию, при всей быстроте, что не оказывается почти не малейшего в чем-либо повреждения…
Из заметок лейб-гвардии конного полка корнета барона Э. И. Мирбаха, находившегося 17 декабря 1837 года в Зимнем дворце.
…Государь приказал мне поставить в коридоре двух часовых, для охранения утвари, вынесенной из придворной церкви и сваленной в беспорядочные кучи на полу. Другие часовые были расставлены снаружи у Салтыковского подъезда и на пространстве между ним и камином для грения кучеров, куда складывались вещи, выносимые из комнат Императрицы. Картины первейших мастеров, малахитовые коробки, стенные и столовые часы, маленькие бронзовые стулья и множество других, самых разнородных ценных предметов лежало тут, как ни попало, на снегу. Часы с музыкою, приведенные в ход своим падением, заиграли вдруг прелестную арию, в ироническую противоположность с окружавшею сценою.
Надо было за всем приглядеть. Суетня происходила страшная: люди, выносившие вещи, были Бог знает кто и, стоя на самом проходе, я крайне боялся, чтоб чего-либо не украли.
За час перед тем в моих глазах похитили из пехотной караульни массивный серебряный кофейник.
Гвардейский солдат, знакомый с местностию, опрокинул приставленного сторожа и бросился с кофейником на обнятый огнем двор, чтобы прорваться в большие ворота.
Одна мера наконец несколько успокоила меня касательно воровства. Для сохранения, среди огромных масс сбежавшегося народа, возможного порядка, от гвардейских полков протянули, во всех направлениях вокруг дворца, густые цепи, через которые не пропускали никого ни взад, ни вперед…
Из письма сына коллежского советника А. М. Фадеева — Р. А. Фадеева, готовившегося к поступлению в артиллерийское училище в Санкт-Петербурге, матери — Е. П. Фадеевой в Астрахань, конец 1837 — начало 1838 года.
…У нас в Петербурге произошло в это время много происшествий, из которых самое замечательное, конечно, пожар зимнего дворца. Вообразите себе эту величественную, каменную массу, объятую пламенем, которое огненными столбами вырывалось из окон и крыши; стук падающих потолков и стен и, наконец, багровое, кровавое зарево, насевшее над местом этого страшного пожара, и дым, закрывавший все небо.
Во дворце царствовала суматоха.
Богатства всех родов, собранные царствованием десяти Царей, гибли в огне: яшмовые вазы, мраморы, бронзы, дорогие паркеты, обои, зеркала; тысячи драгоценных мелочей были навалены грудами, и все это было завалено обгорелыми бревнами и, говорят, многими трупами людей, погибших под их обломками.
Солдаты, отряженные для спасения всего, что возможно было спасти, вместо того вламывались в погреба и оттуда пьяными толпами устремлялись во внутренние покои, где они, для своей забавы, били и ломали все, что им ни попадалось. Вся площадь пестрела целыми грудами наваленных вещей…
«Я думаю, вы читали описание пожара в газетах» (на фото — идентичные статьи с разными датами в «Северной пчеле» (слева) и «Санкт-Петербургских ведомостях»)
«Были безвольными свидетелями»
Из публикации газеты «Северная пчела», 22 декабря 1837 года.
При бедственном случае пожара в Зимнем Дворце, поразившем всех жителей столицы горестным изумлением, не могло обойтись без преувеличенных известий о несчастиях при том случившихся. К крайнему сожалению, действительно тринадцать человек сделались жертвами усердного исполнения своего долга… Сверх того, ранено несколько пожарных служителей, большею частию легко…
Из письма Р. А. Фадеева.
…Сильный ветер увеличивал силу огня, и при порывах его огненное море расступалось и среди пламени показывались наверху группы статуй, закопченные дымом, как будто духи или огненные саламандры. Половина пожарной команды — по слухам — уже не существовала. К довершению всего, в одной огромной зале, где толпилась целая рота измайловцев, потолок вдруг обрушился и погреб под горящими головнями несколько десятков человек. Двадцать тысяч гвардии и верно более ста тысяч народа были безвольными свидетелями этого ужасного происшествия. Наконец, увидели невозможность потушить пожар и приказано было оставить догорать дворец. Он горел три дня, окруженный войсками, расположенными бивуаками на площади, и теперь, вместо великолепного, необъятного зимнего дворца, стоят одни черные стены.
Я думаю, вы читали описание пожара в газетах, но будьте уверены, что там нет и сотой доли правды: я слышал все подробности от двух офицеров, бывших с командами все время на пожаре.