«Я срезал все, что мог. Например, я уволил себя»

Падение рекламного рынка сильно ударило по медиасфере. В интервью Дарье Бурлаковой основатель издания Medialeaks.ru Айдар Бурибаев рассказывает, как вынужден был уволить 75% сотрудников, отказаться от зарплаты и почему даже полное закрытие издания не станет для него трагедией.

Это одно из интервью спецпроекта «Своё дело в СВО-времена»

Онлайн-интервью журналиста Дарьи Бурлаковой с основателем издания Medialeaks.ru Айдаром Бурибаевым

---

Расшифровка интервью

О жизни и бизнесе до и после 24 февраля

— Где ты сейчас находишься, в каком месте, городе, почему?

— Я нахожусь в Алма-Ате, это город в Казахстане. Почему я здесь нахожусь? Будем откровенны, я уехал после указа о мобилизации. Но он был не единственной причиной моего отъезда. А скорее уже таким моментом, когда откладывать дальше нельзя. Я делаю медиа, я стараюсь при этом не нарушать действующие нормы законодательства, я стараюсь делать медиа за свои деньги без помощи каких-либо политтехнологических кругов, каких-либо грантов. И, наверное, история с мобилизацией, понимание того, что дальше будет с моей отраслью, в которой мы действуем, стала последней каплей. Я решил, что нужно делать что-то новое.

Наступил тот момент, когда уже все, хватит, когда уже нельзя делать вид, что ничего не происходит, что мы так и живем в 2018, 2019, 2020, 2021, 2022 году и ничего не происходит. Нужно что-то предпринимать. Когда не знаешь, что делать, покупаешь билет, летишь в Алма-Ату.

— Новое — в плане жизни или в плане проекта?

— И в жизни, и в плане проекта. И, возможно, мне просто стоит посмотреть вокруг, как-то перезагрузиться, понять, что нашей команде дальше делать. Дальше развивать наш проект Medialeaks.ru, либо сделать пивот, какое-то резкое изменение направления, либо начать что-то новое с действующей командой.

— Прежде чем это обсуждать, чтобы было понятно, из чего ты изначально исходишь, расскажи, пожалуйста, о самом проекте, о Medialeaks.ru. Я знаю, что сначала это был просто сайт, потом в 2020 году ты зарегистрировал его как СМИ и стал его учредителем как индивидуальный предприниматель. Расскажи о том, как вы развивались, какая была бизнес-модель до 24 февраля.

— Мы были группой энтузиастов. Мы пытались сделать медиа в России без поддержки крупного капитала, какого-то политического влияния, существующее исключительно на собственные деньги, которые мы заработали. Мы к этому относились как к бизнесу. И первые несколько лет (ты, Даш, кстати, помнишь) мы искали себя, тратили очень мало денег. В итоге мы поняли, что нам нужно двигаться в инфотейнмент, то есть такой жанр, который больше связан с развлечениями, с интернет-сленгом, с селебами (знаменитостями.— «Ъ»), но при этом в разрезе актуальных событий. Нас читает в основном молодежь, жители крупных городов.

Где-то начиная с 2015 года, то есть через два года после начала, мы стали получать нормальный трафик и создавать уже систему монетизации нашего медиа. Мы вышли в плюс.

Система монетизации у нас была такой… Примерно фифти-фифти. Половина дохода была за счет прямых продаж, это в первую очередь спецпроекты для каких-то крупных рекламодателей, и достаточно большое количество нативной рекламы. И во вторую очередь это программатик (автоматизированный способ закупки тематической рекламы в интернете.— «Ъ»). Мы прям очень сильно постарались сделать так, чтобы программатик был у нас успешен.

И за допандемийный период мы вышли на достаточно крепкий, ясный, понятный для себя плюс. В «Медиаликсе» работало около 30 человек. При этом меньше половины это была редакция. Значительной частью были рекламный отдел, продакшн, у нас была своя разработка, свое SEO внутри. Потому что мы понимали, что сам контент, который мы делаем в редакции, это примерно 30–40% успеха. Надо сделать так, чтобы рассказать о себе поисковым системам, сделать так, чтобы это было доступно даже пользователям со слабыми телефонами при плохом интернете.

На тот момент рынок был полон рекламными бюджетами, и конкуренция была очень значительной. Было интересно, живо. Следующий этап был пандемия. Мы столкнулись с тем, что рекламные доходы уже во время пандемии начали снижаться. Это был первый предгрозовой момент. При этом в самом интернете в крупных узловых точках, которые раздают паблишерам трафик, произошли сильные изменения алгоритмов, с помощью которых тот же самый, условно, Google пытается понять, хороший сайт или плохой сайт. Включились новые и для самого Google, кстати, понятия. Они начали делить контент на хороший и плохой, полезный и вредный.

Достаточно сайту было написать пару историй с сомнениями в природном происхождении вируса, у паблишера могли возникнуть из-за этого проблемы.

Пересмотрелось отношение к тем страницам на сайте, которые рассказывают о медицине, о финансах, о политике, о новостях, они стали гораздо жестче, и поэтому весь первый пандемийный год (я так для себя называю 2020 год) на интернет-рынке была чехарда. То есть те, кто был во вторых рядах, вылетали в первые, те, кто был в первых рядах, улетали куда-то вглубь.

На самом деле для нас это было очень полезно, в тот год мы очень сильно профессионально выросли. Мы лучше стали следить за кодом, за скоростью работы нашего сайта, за корректностью отработки рекламных скриптов, очень сильно погрузились в это, и в целом саму пандемию мы очень неплохо прошли.

— И к 24 февраля вы прошли такую небольшую подготовку благодаря пандемии, получается?

— Да, к 24 февраля мы пришли уже немного… Там на самом деле прям за несколько месяцев до 24 февраля (я говорю про медиа-рынок) очень большие изменения произошли в политике «Яндекс.дзена», который перестал раздавать трафик паблишерам, сосредоточившись на работе со своими блогерами. Все это ждали, но это произошло прям за несколько месяцев до начала СВО. Для многих участников медийного рынка это была очень весомая потеря трафика.

Уже тогда, летом—осенью 2021 года, медийный рынок стало лихорадить. Очень жестко было, но в целом мы начинали 2022 год очень уверенно. Мы понимали, что не могли игнорировать то, что происходит вокруг, и я уже начал сокращение расходов. Не скажу, что я политический провидец был, но просто я решил сократить расходы.

Мы пересмотрели свою редакционную политику, расстались с некоторыми авторами, пересмотрели свою стратегию маркетинга, в том числе отказались от офиса.

Потому что выяснилось, что в офис хочу ходить только я. Люблю ходить в офис на работу, а все остальные наши сотрудники очень любят работать из дома, как выяснилось. Перед 24 февраля все было хорошо. Мы за предыдущие годы турбулентности привыкли очень жестко считать свои деньги и очень жестко планировать.

— Вот вы так развивались, оптимизировали свои процессы, наступает 24 февраля. Мог бы ты описать этот день? Как вы его встречали, что обсуждали, что делали, как начали перестраиваться?

— Ты знаешь, ну конечно, я был в шоке, как и все остальные. До конца не верилось, что события пойдут таким путем. Я сам не принимаю непосредственного участия в работе редакции. У меня есть профессиональные редакторы, и я им доверяю.

В первую половину дня я просто вышел на улицу, сидел на лавке в февральских сугробах, курил сигарету одну за другой, листал соцсети, Telegram-каналы.

Мне кажется, все люди, которые занимались медиа… Точнее, мне кажется, вообще все люди, все население и России, и Украины занималось в тот день примерно именно этим. Потому что я пытался понять, что происходит.

Где-то в середине дня у нас прошла внутренняя редакционная планерка, которую я провел. Мы решили, первое, что в эти дни мы сильно урезаем долю развлекательного контента и включаем новости. Тут уже как раз включился элемент не того, что мы трафик будем собирать, а того, что просто очень странно писать про мемы и какое платье Кендалл Дженнер показала в Instagram (социальная сеть Instagram принадлежит компании Meta, которая в марте 2022 года была признана экстремистской и запрещена в РФ.— «Ъ») в тот момент, когда происходит штурм Киева.

Второе, о чем мы сразу между собой договорились,— мы не нарушаем законодательство. И третье, о чем мы тоже между собой договорились,— наш главный принцип, это был принцип «Медиаликса» всегда: мы всегда, как бы ни хотелось, но мы всегда вне схватки.

Но при этом мы в истории, сердце автора внутри, он переживает за все происходящее. Мы всегда за людей, за простых людей, мы за жителей Киева и за российских граждан, которые волею судеб тоже оказались где-то в Киеве. Мы за их матерей и за их детей, мы понимаем, что все просто люди, так сложились обстоятельства, были приняты такие решения политические, и большое количество людей стали заложниками происходящего. Мы за людей всегда. Но не за политику.

Эти три постулата нас заставили делать то, что мы делаем, но при этом мы очень внимательно следили за тем, что мы говорим. И мы оказались правы. Потому что, если помнишь,

Буквально через несколько дней после начала СВО у большого количества оппозиционных российских медиа начались проблемы. Причем эти проблемы были такого свойства, что никто не понимал, почему они и отчего.

Вот, например, честно, я до сих пор не понимаю, почему TJournal — одно из моих любимых медиа, хоть это и наш конкурент — был заблокирован. Где-то было какое-то слово, наверное, пропущено, я не знаю. Просто не могу понять.

И долгое время, первые месяца два-три, мы очень сильно сократили развлекательную повестку и следили за тем, что происходит. В феврале, марте, в апреле каждое событие было просто самым главным и очень странно было бы что-либо иное делать.

О потере рекламодателей и увольнении сотрудников

— В каком состоянии вы подошли к 21 сентября, выровнялось ли что-то, начали ли вы давать развлекательный контент? И как это сказалось на команде? Ты сказал, что уехал после начала мобилизации. Был ли кто-то еще, кто уехал? Как вы это все вообще обсуждали?

— После начала СВО мы еще раз сели своим финансовым консилиумом внутри «Медиаликса», и после того как мы решили, что делать с редакцией, мы стали делать новый финансовый план. Это заняло у нас несколько дней. Я срезал все, что мог. Оказалось, что еще много чего можно срезать. Например, я уволил себя. То есть я перестал получать зарплату, перестал как издатель претендовать на какие-то доходы и прочее. Мы срезали вообще все, что могли.

И ты знаешь, на самом деле с начала СВО сама рекламная модель монетизации могла работать только с такими как мы, то есть медиа, которые очень мало тратят, которые все срезали, потому что доходность упала просто в разы. Мы просто были к этому готовы.

Если бы мы заранее, за несколько месяцев до СВО, до начала военных событий не начали сокращать расходы, то при резком изменении мы не выжили бы, не были бы к этому готовы. Нельзя очень быстро сократить большую долю расходов — нужно какое-то время. Большому динозавру, когда упал метеорит, очень хочется быстро мутировать в маленькое млекопитающее, но он не успеет так быстро, ему нужно на это время. Вот примерно такая же история.

Был всеобщий стоп везде. Все рекламные сейлзы говорили — все говорят «стоп», мы все поставили на холд и у нас ничего нет, ждем осени. В апреле все говорили — у нас ничего нет, ждем осени, не тратим ни рубля.

И постепенно со второй половины лета лично по моим ощущениям рынок стал оживать. Как это ни страшно звучит, события, которые происходят на Украине, стали рутиной.

Люди по-прежнему начали жить, строить планы, кто-то покупает квартиры, кто-то продает машину, кто-то начинает рекламировать свой бизнес, кто-то делает… человек не может быть все время в состоянии ужаса и ступора.

Но решение властей о мобилизации, мне кажется, повлияло на происходящее — даже не экономически, скорее психологически. Как моя компания пережила эту ситуацию? Да нормально пережили, у меня в команде одни девушки. Понятно, что они переживают за своих родных, но на «Медиаликсе» это вообще никак не отразилось.

— Что касается рекламы. Кто были основными рекламодателями у вас? И как они поменялись, пришли ли новые в тот период, о котором ты говоришь,— с лета до сентября?

— Кстати, как это ни странно, банки не так сильно сократились. Новых не появилось. Я имею в виду не появились рекламодатели из новых отраслей. Появились какие-то рекламодатели, которых раньше не было, но это нормальный процесс — они приходят, уходят. Но если говорить по отраслям, то очень мало стало онлайн-образования, практически не стало никаких стартапов, новых бизнесов, всего такового.

У нас достаточно высокие ставки на рекламу. И малый бизнес рекламируется не у нас. У нас — от средне-крупного до крупного. Вот этот средне-крупный бизнес практически исчез. Все экономят. Ну и, понятно, западных компаний просто не стало. Новых отраслей у нас не появилось.

— Насколько сильно упал оборот, выручка, которую вы получали? Насколько сильно просели по финансам?

— Я думаю, где-то доход упал у нас, боюсь наврать… По ощущениям в 2,5 раза выручка упала.

— Айдар, ты говорил, что к 24 февраля у вас в команде было примерно 30 сотрудников. А после 24 февраля это количество сократилось до восьми. В том числе — ты уволил себя. Как сейчас в редакции устроены процессы, как она выживает, производит контент в таком усеченном составе, мог бы об этом рассказать?

— Мы срезали не совсем обязательные вещи, например, SEO-поддержка, маркетинг, соцсети — вот все эти вещи сокращаются. Отдел продаж и продакшн тоже очень сильно урезались. Сейчас отдел продаж и продакшн — это все воедино делается. Те, кто продает, они же и продюсируют сами эти спецпроекты.

Когда надо сократить число музыкантов, но при этом, чтобы мелодия была, сзади музыканту вешается барабан, спереди гитара и свободной рукой он может играть на дудочке. Это все не очень хорошо, но я думаю, что такое происходит во всей нашей медиаотрасли.

— Все-таки решение о увольнении — непростое. Стресс, вызванный внешними обстоятельствами, плюс еще сокращения. Как ты общался с сотрудниками, как вы проходили вообще этот период? Как ты сообщал людям, что нужно больше чем с половиной состава кадрового расстаться?

— Во-первых, это было постепенно. Во-вторых, никто с этим не спорил. Я был честен с людьми, я говорил, что для меня принципиально, чтобы мы дальше существовали, поэтому с кем-то придется расстаться и мой выбор пал на тебя. Я очень тщательно готовился и тщательно разговаривал с каждым, потому что есть люди, для которых эта работа очень важна, и они очень стараются, при этом у них хорошо получается. Всегда есть сотрудники, которым эта работа менее важна, просто для него самого менее важна. Он живет с папой, с мамой, и у него все хорошо, при этом он чуть меньше старается или у него чуть хуже получается.

У меня был один очень тяжелый разговор, потому что мое решение про одного человека было несправедливым. То есть я не хотел этого человека увольнять, но нужно было выполнить план.

Ему это тяжело далось и мне тяжело далось. Это неприятно, конечно. Но это часть моей работы. Это всего лишь увольнение. Я никого не отправляю в тюрьму или в окоп.

— То есть восемь человек — это вообще все люди в проекте или это только редакция?

— Это вообще все. Но в большинстве своем это редакция.

— Когда готовилась к интервью, зашла на сайт, увидела, что там есть кнопка «Донаты». Не знаю, как давно она появилась, но хочется узнать, насколько она сейчас работает — приносит ли сейчас частные пожертвования?

— Эти деньги — просто приятный бонус. Мне кажется, что «Медиаликс» просто само по себе издание немного другого склада. Если бы оно было политически ориентированным или если бы люди ассоциировали контент с каким-то конкретным человеком, как, например, допустим, издание какого-то конкретного блогера, его Telegram-канал, там донаты вполне, на мой взгляд, могут работать. Либо это какой-то гигантский охват, который может дать YouTube, например. Но делать медиа в интернете — это достаточно затратная вещь. Что-то люди кидают, это окупает хостинг. Но мы никогда не пишем тексты в расчете на донаты.

— А почему тогда вообще установили этот инструмент на сайте, как давно это сделали?

— Вот мы как раз это сделали незадолго до мобилизации, до начала мобилизации. Мы хотим попробовать все на свете, что еще можно сделать. Потому что мы понимаем, что ситуация может ухудшиться еще, есть куда ей ухудшаться. И мы стараемся быть заранее готовы.

Об освещении военных действий и юридических рисках

— На данный момент вот такой небольшой командой какой контент вы производите? Как он монетизируется, какие сейчас основные источники дохода для поддержки работы?

— Прямые продажи в первую очередь, программатик, то есть реклама, баннеры в виде рекламы, которые читают люди на сайте. Цены на нее упали очень низко, потому что общее число участников условных аукционов сильно уменьшилось. Гораздо меньше рекламодателей будут спорить через программатик на аукционах за место на сайте. Соответственно, цены снижаются. Поэтому если кто-то сейчас делает медиа, то, конечно же, упор должен быть на прямые продажи. У меня есть коммерческий директор, который продает рекламу.

— О чем сейчас пишет «Медиаликс»? Это по-прежнему развлекательное издание или вы сейчас делаете упор на политику?

— Мы пишем только про актуальные события, которые интересны людям. Про то, что произошла очередная атака украинцев или россиян под каким-то селом в Украине,— мы про это не пишем. Есть большое количество медиа и блогеров, которые это осветят лучше нас. Мы стараемся писать то, что интересно для наших читателей, молодых жителей крупных городов.

— СВО вы как-то освещаете? Как вы выбираете контент — вот о чем писать?

— А оно все касается СВО сейчас. Вот, ну допустим, например, Собчак уехала в Латвию, эта история касается СВО или нет? Ну, наверное, да. Или что там у нас еще было? Какое-то видео про то, как люди в военной форме ругаются на то, что им не платят деньги? Это касается СВО. Хотя, казалось бы, они находятся в России, просто призваны, они еще нигде не участвуют, не сидят в окопе, никуда не стреляют. Это вообще как бы про деньги, а не про военные действия. Но всем это интересно. Или как проходит мобилизационная кампания. Действия властей в различных регионах, это тоже людям интересно. Мне кажется, сейчас что бы мы ни взяли, каким-то краем все это касается СВО.

— Вопрос такой. Как к редакции, которая принимает решение соблюдать законодательство РФ и не перевозить команду, не релоцироваться, а действовать в России. Тем более, что вы официально зарегистрированное в России СМИ,— как вы оцениваете юридические риски?

— Очень высокие.

— Да. Как это у вас устроено, ты вычитываешь каждый материал? Потому что любое неосторожное слово может расцениваться как дискредитация…

— Я не читаю материалы «Медиаликса», я доверяю своим авторам, редакторам, они достаточно опытные в этом смысле, это во-первых. Во-вторых, сейчас правоприменительная практика, выразимся так, настолько разнонаправленна, что предугадать что-либо невозможно.

Например, возьмем хорошее русское слово «война», оно используется сплошь и рядом и в федеральных телеканалах. Я не знаю, как правоохранительные органы к этому относятся. Вот я слышал, что не имеют ничего против.

Если, например, небольшое интернет-СМИ будет использовать это слово в своем обиходе, описывая военные действия на Украине, конфликт на Украине, это что будет? Никто не знает, практика разнонаправленная.

Риски очень большие. Но, к сожалению, я не могу перевести свою редакцию за границу, Мне кажется, вообще это неправильно. Это моя личная точка зрения: неправильно — уезжать и писать… Хотя черт его знает, я сам уехал. Но я об этом всерьез не думаю, потому что у нас просто тупо нет на это денег. Нам проще просто закрыться. У нас нет грантодателя, который нам это еще все оплатит. Поэтому мы в состоянии выжидания, мы работаем и пытаемся понять, что происходит, и выработать план действий на какой-то ближайший период.

О планах и о возможности полного закрытия издания

— Ты уже перешел к следующему вопросу по поводу плана действий. Какой он на данный момент, как ты видишь развитие в ближайшей перспективе?

— Развития я не вижу в ближайшей перспективе. Я вижу выживание, сохранение себя, своего коллектива, сохранение сознания, разума.

Я постоянно читаю новости, различные медиа, даже смотрю телевизор в надежде найти что-то для себя успокаивающее.

Что-то, что сказало бы мне, что экономика в ближайшее время для моей отрасли, для моего бизнеса будет благоприятной. Я пока не вижу никаких позитивных сигналов. Я вижу, что уходят один за другим игроки, которые могли бы здесь давать рекламу, я вижу общее поведение самого рынка, интернета, регулирование больше направлено на уменьшение «кислорода» вокруг. Наша позиция такая — мы стараемся сохраниться. Выйти из этой истории с наименьшими потерями.

— То есть как такового плана на год нет?

— Наверное, вот этот 2022 год отбил у меня охоту что-либо планировать. Ты не планируешь, а все время стараешься как можно больше получить и как можно меньше потратить. Такой режим зимней спячки медведя.

— Ты сказал, что сам себя уволил. На что ты сейчас живешь и взаимодействуешь ли с редакцией, как ты контролируешь работу команды?

— У нас просто устроено так, что сотрудники все очень самостоятельные, они все еще какие-то очень заряженные, все любят свою работу. И у нас выстроена уже внутри схема, по которой все действуют,— каждый знает, что он делает, каждый знает, что хорошо, что плохо.

Как мы взаимодействуем? Раз в неделю у нас проходит редакционная летучка, и раз в неделю редакторы просто рассказывают мне, что произошло в редакции. Это скорее даже не летучка — мы просто болтаем. И раз в неделю мы созваниваемся по деньгам с нашим финансовым советом и пытаемся понять, что у нас произошло, сколько мы потратили, сколько потратим, что мы заработали. Поэтому я не сильно вовлечен в работу «Медиаликса».

На что я живу? У меня были какие-то свои сбережения. Во-вторых, я иногда где-то оказываю небольшие услуги. Но я сейчас об этом серьезно задумываюсь, чем мне сейчас надо заниматься. Наверное, я что-то придумаю. Но формально, да, я остаюсь главным редактором. По документам я главный редактор.

— Если говорить о тех людях, которые хотят оставаться в России и продолжать свое дело или открывают новые медиа, что им нужно учитывать? Что бы ты им посоветовал с точки зрения своего опыта выстраивания независимой работы СМИ?

— Если бы я сейчас начинал новое медиа. Во-первых, не надо ничего боятся, если вы хотите начинать — начинайте. Когда я начинал «Медиаликс», тоже считалось, что это очень плохие времена для медиа — все ужасно, зачем ты это открываешь. Сейчас мы эти годы вспоминаем — просто рай на земле был. И так будет все время. Поэтому начинайте, не бойтесь, экономьте деньги, но зато хотя бы получите опыт, а на самом деле вполне возможно, что что-то получится.

Никто не знает, что будет завтра. Никто. Поэтому лучше что-то делать, чем не делать. Мой принцип.

Если бы я сейчас начинал новое медиа, я бы, наверное, ушел от традиционной системы, когда ты опираешься на рекламодателя. Очень-очень-очень нестабильный рынок рекламы сейчас, и я не вижу предпосылок, чтобы он начал восстанавливаться. Очень зарегулированный и очень нестабильный трафик в интернете, уже вообще непонятно, что хорошо, что плохо. Лично мне непонятно. Поэтому если бы я делал медиа, то, наверное, делал бы что-то связанное либо с сервисами, либо с UGC (user-generated content — модель, когда контент производят сами пользователи.— «Ъ»). Классическая модель сейчас, когда, условно, в вашем коллективе половина пишет статьи, а половина продает рекламу, боюсь, она сейчас не очень выживальческая.

На самом деле в России много замечательных СМИ, медиа. Я к медиа отношу и блогеров, и даже корпоративные блоги, внутренние редакции, социальные сети. Я не знаю еще примеров, где одновременно работали бы такие прекрасные, технологичные, богатые разнообразным контентом социальные сети — Вконтакте, Facebook (Facebook принадлежит компании Meta, которая в марте 2022 года была признана экстремистской и запрещена в РФ.— «Ъ»), Twitter. Facebook, конечно, запрещен, но кто-то знает, как им пользоваться. Яндекс.дзен, Telegram-каналы, YouTube — есть большое количество СМИ.

Самое главное — есть большая школа людей, которые знают, как это делать. Есть большое количество хороших разработчиков, хороших дизайнеров и медиаменеджеров. Но при этом очень стало мало трафика и еще меньше денег, и вот мы все пытаемся удержаться на вот этом клочке земли, а вокруг океан. Поэтому я считаю, что сделать что-то надо, подумайте, что. Уйдите за рамки того, что есть,— не надо делать еще одну «Новую газету», еще один «Медиаликс», еще один TJournal, еще один «Лайфхакер» или еще один «Коммерсантъ». Надо сделать что-то новое.

— Если говорить про тебя как медиаменеджера и основателя СМИ, как ты видишь свое развитие, хочется ли заниматься этой сферой или рассматриваешь переход в другие? Как ты смотришь на свое развитие в этих условиях?

— Я не хочу себя считать эмигрантом. Можно купить билет за 10 тыс. руб.— и я в Москве через два часа. Это с одной стороны. С другой стороны, я вижу себя как человека, который может организовать и создать новое медиа, но мне сейчас интересно было бы попробовать то, чего я раньше не делал, я слишком долго в этом всем.

Сейчас я осматриваюсь, мне в Казахстане нравится. Тут большое количество активных образованных людей, которые хотят что-то созидать, при этом нет воздействия политической атмосферы на экономику. Поэтому здесь есть рост. Я рассматриваю вариант создания чего-либо в Казахстане. Возможно, я пойду наемным сотрудником куда-то, работа есть работа. А может быть, мне придет гениальная идея, я что-то сделаю с «Медиаликсом», от чего все будет хорошо.

— Полное закрытие издания — такой вариант тоже есть?

— Он всегда есть. У меня в этом смысле нет никаких проблем. Еще год назад, когда еще не было СВО, а были просто проблемы, да, как один из вариантов. Почему нет? Закрытие бизнеса — это всего лишь закрытие бизнеса, никто не будет рыдать из-за этого. Это же не античная скульптура, которая две тысячи лет радует наш глаз. Закрылся один сайт — ничего страшного, еще сто откроется.

Бизнес-кредо Айдара Бурибаева:
Не сдавайся

Другие истории предпринимателей из сферы медиа и рекламы можно прочитать здесь.

---

Команда спецпроекта
Продюсер, выпускающий редактор: Дарья Бурлакова
Дизайн, иллюстрации: Мария Леонова
Автор идеи: Кирилл Урбан
Верстка и программирование: Алексей Шабров, Антон Жуков, Дмитрий Маскалев
Менеджер проекта: Юлия Гадас
Видеомонтаж: Дарья Бадьянова, Нигина Бобоева
Фото: Александр Миридонов, Дмитрий Духанин, Александр Казаков, Игорь Иванко, Анатолий Жданов, Ирина Бужор
Также принимали участие: Светлана Демшевская, Бела Соломко, Ольга Шейкина, Анна Выборнова, Мария Калинина, Василий Кузнецов, Дмитрий Кучев