Традиционный декабрьский танцевальный фестиваль Monaco Dance Forum в Монте-Карло завершился показом нашумевшего спектакля «Sonoma» испанца Маркоса Морау и вечером одноактных балетов Жан-Кристофа Майо — «Opus 40» и «Свадебка» Игоря Стравинского. Рассказывает Мария Сидельникова.
Балеты Жан-Кристофа Майо выглядят подкупающе колоритными даже годы спустя после премьеры
Фото: Alice Blangero
Балеты Жан-Кристофа Майо выглядят подкупающе колоритными даже годы спустя после премьеры
Фото: Alice Blangero
Monaco Dance Forum — фестиваль камерный, но с международным размахом. Его программа набирается из премьер последних сезонов, поэтому промахов здесь практически не бывает. Для монакцев это возможность почувствовать себя частью мирового танцевального контекста, ведь балет здесь дело государственной важности. Труппа Монте-Карло, наследница «Русских сезонов» Дягилева,— любимое детище принцессы Ганноверской Каролины, и нет ничего постояннее этого ее увлечения: как бы ни менялся мир, в полвосьмого вечера в сверкающий бриллиантами и мехами зал скромно войдет принцесса в сопровождении бессменного худрука Балета Монте-Карло Жан-Кристофа Майо — и начнется спектакль.
В этом году старт фестивалю дал амбициозный проект немцев Gauthier Dance «Семь смертных грехов», где собрался весь цвет современной хореографии. Азур Бартон, Хофеш Шехтер, Марко Гёкке, Маркос Морау, Саша Вальц, Сиди Ларби Шеркауи перевели людские пороки каждый на свой язык тела. А на финал припасли мрачную сложносочиненную историю «Sonoma» (soma в переводе с греческого — «тело», sonus на латыни — «звук») Маркоса Морау в исполнении артисток его труппы La Veronal.
Сорокалетний испанец — автор многосторонний: он и фотограф, и театральный режиссер, и хореограф. Но в какой бы ипостаси Морау ни выступал, его неизменно интересует двойственность. Свои наблюдения он облекает в эффектные визуальные образы-метафоры, которые во многом и обеспечивают запоминаемость его спектаклям. «Sonoma» открывается сценой вокруг креста. Девять девушек, одетых в традиционные испанские костюмы, прядут под фольклорные напевы, водят хороводы и читают евангельские заповеди. Выглядит это все вполне безмятежно. В воронку жутковатых сюрреалистических картин, пышно декорированных искусственными цветами и куклами-старухами, зритель погружается постепенно и безвозвратно. На смену невинным чепчикам на головах девушек придут черные мешки (символ религиозной ограниченности и — шире — любой зашоренности). Мирские страсти возьмут верх над благочестивым смирением — то ходили павами, а вот уже бьются в судорогах. А заповеди о блаженстве — их вольных трактовок оказывается куда больше девяти — рвутся криками из искореженных ртов. Святоши превращаются в воинствующих амазонок и отчаянно лупят в традиционные барабаны провинции Каланда, высвобождая таким образом все боли. Так Маркос Морау разом воспевает и свои испанские корни — точнее, приверженность им и желание с ними порвать — и попутно отдает дань своему кинокумиру, великому безбожнику и революционеру Луису Бунюэлю.
Монакцы чтут придворный этикет, поэтому вперед дают выступить гостям и только потом сами берут слово. Фестиваль закрывался вечером одноактных балетов Жан-Кристофа Майо. Свою версию «Свадебки» Стравинского он возобновляет впервые — двадцать лет спустя после премьеры. Вместо русской крестьянской свадьбы у него свадьба условно европейская, брак по договоренности, устроенный двумя семьями. Принадлежность к клану жениха или невесты, а также самих молодых выдает только цвет костюма — белый, серый или черный. Сами же костюмы — строгие комбинезоны — одинаковые, почти что будничные. В качестве главной декорации выступает подвижная конструкция из прозрачных пластин. Голосят на французском (запись «Свадебки» Парижской оперы 1985 года, хор и оркестр под управлением Пьера Булеза). Следуя за партитурой Стравинского и хореографией Брониславы Нижинской, Майо умело сплетает наследие русских балетов и свою историю воедино. От оригинала — стихийная мощь ансамбля, чередование мужских и женских картин, перескоки с поджатыми коленями, народно-характерные переступы на воображаемых каблучках, выключенные в локтях руки по конструктивистским модам двадцатых годов прошлого века. От него самого — фокусы со столом-качелями и кульминационный дуэт. Майо нет-нет да и включает в свои спектакли почти цирковые трюки. Неуклюжий стол становится и столом переговоров, на который попеременно запрыгивают озабоченные счастьем своих чад родители (мать и отец Невесты — отличная работа Канделы Эббесен и Жата Бенота, которые, пожалуй, перетанцевали молодых — Анну Беквел и Симона Трибуну), и брачным ложем. Под финал гигантскую качалку поднимают вертикально, и по ней, извиваясь в томных удовольствиях, переходящих в судороги оргазма, Невеста картинно ползет вверх.
«Opus 40» Майо поставил аж в 2000 году по случаю своего сорокалетия. Каждую круглую дату он отмечает таким бессюжетным «опусом», преодолевая все возрастные кризисы танцуя и играючи. А теперь возобновил эту работу с новой солисткой труппы, совсем юной выпускницей местной балетной Академии принцессы Грейс Эшли Крохаус. Нарратива в «Opus 40» нет. Это цветной калейдоскоп ассоциаций, сложенный из соло, дуэтов, четверок и групповых танцев, объединенных флиртом и узнаванием себя через эти мимолетные отношения. И если поначалу телесная вертикаль так и норовит рухнуть и сложиться пополам, то по ходу этого стремительно журчащего балетика линии движений выстроятся и устремятся ввысь — к новым годам и новым удовольствиям. В будущем году Жан-Кристоф Майо отпразднует 30 лет во главе Балета Монте-Карло — жемчужная свадьба. Не по расчету, а вполне себе по любви.